Возвращаясь с очередного задания, Аким поравнялся с пехотинцем, который вел в село пленного немецкого солдата. Боец, очевидно, был крайне недоволен таким поручением, а стало быть, и немцем, жаловался разведчику:
— Понимаешь, друг! В самый разгар боя вызвали. «Веди, — говорят, — этого типа в штаб дивизии. Он, — говорят, — прелюбопытная птица. По-русски наяривает, только держись». — «Да, — говорю, — товарищ лейтенант, некогда мне этим делом заниматься. Пусть, — говорю, — посидит в блиндаже, подождет, пока мы фашиста поколотим!» Куда там — и слушать не хотят! Веди, да и только. Вот и веду эту падаль…
— Возвращайся в свою роту. А этого мне передай. Мне все равно в штаб.
— Вот выручил! Спасибо, друг! — обрадовался пехотинец. — А ты кто будешь? — вдруг встревожился он.
— Разведчик.
— А кто командир?
— Забаров.
— Ну, тогда все в порядке. Знаю ваших разведчиков. Мне о них старшина Фетисов говорил. И вашего Шахаева знаю — Фетисов познакомил. Живой он, Шахаев?
— Живой.
— Привет ему. От старшины Фетисова, скажи, да от Федченко. Не забудешь?.. Ну, до свиданья! Спасибо тебе. А я побегу.
Близорукий Аким только теперь хорошенько разглядел лицо пленного. И остолбенел:
— Ты?! Володин?..
Пленный опустил голову.
— Аким… Я тебя сразу… узнал.
Аким молчал. Волнение было так сильно, что в первые минуты он не мог ничего сказать.
— Как же это ты… в такую шкуру залез? — наконец выдохнул он. Очки потели, застилало глаза. — Ведь ты, кажется, ненавидел войну, убежал от нее… Убежал и… — Аким посмотрел прямо в глаза Володину, — работал на немецком артиллерийском заводе. Только не пытайся врать! Мы знаем это точно! Ах, сволочь! Гадина!
— Работал. Но… но воевать взяли насильно. Насильно, клянусь. Аким, клянусь тебе нашей прежней дружбой, нашей…
— Молчи! — прервал его Аким. Он сказал это очень тихо, но так властно, что Володин сейчас же умолк. — Молчи! — машинально повторил Аким и добавил: — Ну?! Что же мне с тобой делать?
В следующую секунду Аким сам удивился нелепости и странности своего вопроса, потому что уже с первой минуты знал, как поступит с ним.
Очевидно, по голосу Акима Володин понял это.
— Аким! — начал он снова. — У меня — сын!
— Сын? Его советская власть воспитает. Чтобы он навсегда забыл о тебе.
— Но… но я же в плену у вас, а пленных… не…
— Ты не пленный, а предатель, — оборвал его Аким.
И Володин понял, что пришел конец. Ослабев, с трудом приподнялся. Приготовившись к смерти, он не поверил своим ушам, когда Аким сказал:
— Шагом марш! Ну!.. Да перестань дрожать!
Сдав Володина в штабе, Аким впервые распрямился во весь рост, будто снял тяжелый и долго носимый груз. Приподнятый изнутри, точно могучей пружиной, какой-то неведомо-освежающей и охмеляющей силой, он шел прямо, стараясь не думать больше о человеке, с которым были связаны самые дорогие воспоминания детства.
Навстречу Акиму мчались к передовой только что переправившиеся через реку советские танки. На каждом сидело по нескольку автоматчиков. Аким, глотая воздух широко открытым ртом, не выдержал, закричал:
— Вперед, родные!.. Вперед, милые!..
После многодневных и тяжелых боев у Мурешула дивизия генерала Сизова во взаимодействии с другими соединениями, наступавшими слева и справа от нее, сломила сопротивление противника и, преодолевая его отдельные заслоны, устремилась к венгерской границе. Трансильванские Альпы остались позади. Однако на пути наших войск вставал другой неприятель — многочисленные мелкие и узкие речушки, рожденные снеговыми горными вершинами. Казалось, наступление должно было застопориться. Но оно не только не приостановилось, но набирало все более стремительные темпы. Вся изобретательность, сноровка, изворотливость, хитрость и находчивость, бесстрашие — будто все, что накопили наши солдаты и выстрадали за долгие годы войны, теперь слилось в единую несокрушимую силу, перед которой отступали все преграды. Высокий темп наступления только подогревал бойцов, веселил их души.
У забаровцев в эти дни произошло знаменательное событие. Когда дивизия получила приказ совершить марш в Венгрию, Шахаева и Наташу отправили в глубокий тыл, в румынские города и села, освобожденные дивизией, где сейчас готовились к открытию памятников погибшим советским воинам. Демин давно уже подумывал об отдыхе парторга. Теперь такой случай представился. Проводить старшего сержанта и Наташу собрались все разведчики. Забаров обнял парторга, поцеловал его. А Никита Пилюгин неожиданно попросил:
Читать дальше