Михаил Алексеев - Солдаты

— Рассаживайтесь, ребята, рассаживайтесь!.. Можно вот на лавку и на кровать, что ей сделается… Вот стулья, берите! Может, покушали б сначала…

— О нас не беспокойся, хозяйка, — сказал Сенька. — Покуда харч свой имеем, наркомовский. По бабушкиному аттестату питаемся только в крайних случаях, в наступлении, когда наши интенданты подвозить не успевают, в кюветах торчат со своими машинами…

В голубоватой коробке приемника раздался пискливый, комариный звук: «пи-пи-и-и-и». Вася, зачинив два карандаша и устроившись у края стола, положил перед собой замызганный блокнот. Несмотря на то что голова его все еще немного кружилась, он решил во что бы то ни стало записать хоть отрывки из праздничного доклада. Навалившись друг на друга, разведчики сгрудились, приготовились слушать. Ждали. Кто-то выразил опасение:

— Может, в этом году не будут передавать?..

Ему не дали договорить, зашумели:

— Это почему же?

— Вот выдумал тоже!

— Нет, обязательно будут!

— Да я просто так сказал, — оправдывался усомнившийся.

Вышедшая было на улицу Татьяна быстро вернулась:

— Что вы, ребята, слушать собрались?

— Москву, Танюша! — ответил Камушкин и почему-то покраснел до корней волос.

— Москву?! — женщина чуть не вскрикнула от крайнего изумления. — Боже ты мой!.. Ребята, дорогие мои, пропустите меня поближе!.. Сколько уж мы не слышали ее!..

— Проходите, проходите сюда, Татьяна Васильевна, — солдаты расступились, давая место хозяйке. Пинчук, стоявший рядом с ней, почувствовал, как руки женщины мелко дрожат.

В приемнике зашумело, золеная лампочка замигала чаще.

— Тише… тише!.. — сказали все вместе, предостерегающе поднимая руки. — Сейчас начнется…

Кончик карандаша прыгал на белом листе камушкинского блокнота, словно выклевывал что. В хате воцарилась напряженная тишина. Приглушив дыхание, бойцы прислушивались к трогательной мелодии позывных, согревшей их сердца. Наконец после долгих оваций, морским прибоем доносившихся сюда, на некоторое время в приемнике стихло, стоял лишь ровный шум ламп да изредка прорывался нетерпеливый кашель. И вдруг раздался далекий голос Сталина.

Разведчики не заметили, как хату окружила плотная толпа колхозников.

Во всех окнах торчали курносые мордочки ребятишек. Люди теснились, переспрашивали друг друга о плохо расслышанном. Кто-то неосторожно надавил на стекло, и оно со звоном полетело на пол хаты. Татьяна даже не обернулась, она смотрела только на приемник, перебирая руками курчавый чуб сидевшего у нее на коленях ребенка.

В разбитое окно просунулась лохматая седоволосая голова какого-то деда; разинув беззубый рот, он дышал прямо в затылок примостившегося у окна Сеньки.

Передача уже давно закончилась, а у дома Татьяны все еще толпился народ. Старшина Пинчук, примостившись на бревне, возле хлевушка, уже степенно беседовал с тем кудлатым старичком, который нечаянно выдавил стекло. Трудно сказать, когда они познакомились. Только Петру уже было известно, что дед этот — бывший инспектор по качеству в своей артели.

— Почему же «бывший»? — говорил ему Петр. — Ты и зараз являешься им. Тильки пора за дело браться, диду. Насчет семян позаботьтесь. Весна незаметно приде.

— Где их сейчас взять, сынок, семян-то?.. Разве государство какую ссуду даст.

— Государство-то даст, диду. Но трэба и самим принимать меры. Ты вот пройди по колгоспникам, кажи им, — пусть по одному зернышку соберут и принесут в колгоспный амбар. Никто не пожалее…

— А ведь, пожалуй… завтра с утра и начну.

— Обязательно начни.

Пинчук говорил громко и почти в самое ухо старику, так как во дворе все еще стоял шум.

Разошлись по своим домам за полночь. А утром в хату к Татьяне явился старикан, с которым вчера беседовал Пинчук о делах артели. Дед был явно во хмелю. Потоптавшись у порога и тщательно вытерев о половицу большие солдатские ботинки, густо смазанные солидолом, он приблизился к хозяйке:

— Ты уж прости меня, старого дурня, Татьяна Васильевна, невзначай… вот те крест!.. Малец толкнул, паршивый бесенок!.. А окно я сам вставлю. — Заметив в хате Пинчука, колдующего над строевой запиской, дед обратился к нему: — А насчет того, товарищ, не беспокойся. Завтра же приступаем. С председателем я уже имел разговор. Он согласный. Завтра, прямо с утра… А ныне вроде неловко, праздник дюже великий… А вам, ребята, спасибо от всего нашего колхоза. Порадовали вы нас!.. — старик поклонился разведчикам и вышел, солидно покряхтывая в сенцах. Сенька видел в окно, как он, подпрыгивая, пошел по улице, неся под мышкой свой суковатый посох.