— По пути зайдите к командиру, — спокойно продолжал Забаров, — доложите, что все в порядке.
— Нет, мы вас одних не оставим, — воспротивилась Наташа.
— А я вам приказываю исполнять.
Пришлось подчиниться. Наташа поправила санитарную сумку, проверила медикаменты. Сенька взял ее за руку, и они пошли. Курить Ванину хотелось страшно. Но он боялся. Наконец нашел выход. Сунул щепоть махорки себе в рот. В пересохшем горле стал быстро накапливаться горьковатый сок, утоляя одновременно и жажду и голод.
«Если полки не переправятся, грустновато нам будет тут, кумушка, с тобой, — невесело размышлял Семен, осторожно ступая по суглинистой приднепровской земле и чмокая губами. — Эх, сидеть бы тебе на ловом бережку с Верой!..»
Мысли Сеньки прервал дружный крик «ура», покатившийся от реки им навстречу, сюда, в гору. Сенька, стиснув руку Наташи, с колотившимся от радости сердцем быстро побежал вниз, перепрыгивая через какие-то канавки и бугорки, то и дело падая и вновь вскакивая на ноги. Он слышал за собой горячее дыхание девушки.
Небо задернулось тучами. Они громоздились одна на другую. Стало совсем темно — хоть глаз выколи. От Днепра вместе с криками «ура» доносилась тугая прохлада.
Левый берег еще с вечера, как только стемнело, зажил напряженной жизнью. Сотни рыбачьих лодок и сооруженных саперами и пехотинцами плотов были спущены на воду и замаскированы ветвями. Изредка сюда упирался длинный язык прожектора и, лизнув раза два берег, отворачивал в сторону, видимо ничего не обнаружив. После этого у реки долго стыла тревожная тишина. Многочисленные каски солдат чуть-чуть светились под зелеными ветвями маскировки. От лодки к лодке, от плота к плоту, пригнувшись, как на переднем крае, перебегали взводные командиры, отдавая вполголоса какие-то приказания. Из леса тянулись бесконечные вереницы повозок с боеприпасами, продовольствием и новыми переправочными средствами. Натужно, будто жалуясь на свою усталость, стонали моторы перегруженных, вращающих в песке горячие колеса легковых машин и полуторок. Вслед за ними подходили машины с паромами. Глухо квохтали высветленными теплыми траками танки, располагались в лесу полки вновь прибывшего соединения. Все это делалось осторожно, без лишней суеты, по единому и тщательно разработанному плану.
Ночь раскинула над солдатами одеяло мягко взбитых туч, сквозь которые на волны Днепра падал неживой лунный свет. Лодки покачивались на ленивой волне, терлись бортами.
В одном утлом челноке сидели четверо. Трое из них с напряженным вниманием слушали рассказ сидевшего в середине старшины.
— …Дальше что ж, — говорил он неторопливо. — Прибыл, как вот и вы, с маршевой ротой, молод да зелен. В сорок первом году это было… Приняли в полку как полагается. Поужинал, помню, крепко. Фронтовики научили ложку за обмоткой прятать. Хоть, говорят, ты человек и грамотный, агрономом был, но того не знаешь, что без ложки и малой саперной лопатки солдату не жить… — Рассказчик на минуту замолчал, проводив глазами взмывшую на том берегу и медленно падающую в реку зеленую ракету. — А бой там, видимо, не на шутку разыгрался, товарищи! — кивнул он в сторону правого берега; когда ракета потухла, старшина продолжал: — Стали они меня, как говорят, вводить в курс дела, учить фронтовым премудростям. А однажды подходит ко мне командир взвода младший лейтенант Черненко и говорит: «Вот что, Фетисов! Пойдете с отделением в разводку, узнаете, есть ли в селе немцы, много ли их».
— Так сразу?
— Сразу. Ну что ж. Есть, говорю, идти в разведку! А самому, разумеется, скучновато стало, сразу вспотел весь. Я ведь не только в разведке, но и в бою-то еще ни разу не бывал. Пробрались в село. Видим — немцы. А сколько их? Как узнать? А узнать надо непременно — таков приказ. Вот мы и поползли, стали считать солдат, пушки, лошадей. По неопытности я увлекся и не заметил, каким образом к нам со всех сторон подобрались гитлеровцы. Хорошо, что командир наш не растерялся: «Внимание!» — крикнул. Началась перестрелка. Я все к сержанту жмусь, словно бы меня магнитом к нему притягивает. А он посмотрел на меня строго и еще строже заметил: «За немцами следи, а не на мной!.. Стреляй, черт те побери!..» Стыдно мне, ребята, стало, ну просто не могу передать вам, как стыдно!.. Прикусил со злости язык и так начал палить по фашистам!..
— Ну и что, отбились?
— Отбились, хотя и с великим трудом. На рассвете вернулись в полк. По дороге сержант и говорит мне: «Не обижайся, Фетисов! В бою человек зол. Таким он и должен быть. И ты это сам поймешь».
Читать дальше