Василий Зайцев - За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера

Надо было уничтожить пушку или ее расчет. Но как? Огнем снайпера или гранатами? И кто сделает это?

На глаза командира роты попался Саша Колентев, невысокого роста уральский паренек, снайпер. Появлялся он всегда неожиданно, в самый критический момент. Одет легче обыкновенного солдата-пехотинца. Худые, тоненькие ноги замотаны грязными обмотками, изодранная, пропотевшая гимнастерка, измазанная кровью и грязью, казалось, вросла в кожу. Помятая осколком каска натянута на голову до самых ушей, но большие синие глаза блестят задорно. Это он — знали о нем такое, — бросая гранату, бывало, кричал: «Фрицы, ловите!» Или: «Разойдись, фашисты, гранаты летят!»

И вот наш Саша уже на крыше конторы. Как он туда пробрался, под огнем? Выстрелил раз, второй, третий…И тут же по нему хлестнули вражеские пулеметы. Саша отшатнулся в сторону. Его снайперская винтовка повисла на выступе стены. Неужели убит? Фельдшер Леня Селезнев стал пробираться в коридор конторы. Подполз поближе, крикнул:

— Саша, ты живой?

— Живой, только шевелиться нельзя, — послышался ответ. — Меня два снайпера взяли на прицел. Не подходи…

Селезнев быстро вернулся, доложил командиру батальона.

— Эх, молодость!.. — ворчал комбат. — Погорячился парень. К его бы молодости да темпераменту еще бы голову рассудительную. Вот что мне нужно в батальоне.

— Философия хороша после боя, — заметил замполит Яблочкин…

— Пушку надо подорвать гранатами, — сказал комбат.

Выполнить эту задачу вызвался связной четвертой роты Пронищев, широкоплечий, курносый, голубоглазый сибиряк.

— Идите сюда, смотрите, — подозвал его к себе комбат. — Сейчас вы, согнувшись, бегом, бегом пересечете двор, у самой стены заляжете. Хорошо осмотритесь. Примечайте, с какой стороны простреливается участок. Из-под стены котельного цеха ползком спуститесь в воронку, оттуда — к паровозу. Из-за паровоза и бросайте гранаты. Вас будут прикрывать снайперы. Помните, путь опасный, задача сложная, действуйте не торопясь, хладнокровно. Вы меня поняли?

— Так точно, второй год воюю.

Пронищев поправил на ремне противотанковые гранаты, зарядил автомат, козырнул и выбежал из цеха.

Рядом со мной стоял Миша Масаев. Я спросил его:

— Ну как, дойдет?

— Должен. Если хватит выдержки…

Пронищев стремительным броском пересек двор. Теперь ему надо было залечь у стены, как наказывал комбат, но Пронищев сразу побежал к котельному цеху.

— Назад! — крикнул комбат. — Вернись!

Убедившись, что кричать бесполезно, комбат замолчал. Пронищев пробежал по открытому месту, обогнул котельную. Вот он уже поравнялся с трансформаторной будкой. Фашисты не стреляли. Может быть, думали, что русский солдат бежит к ним в плен…

До паровоза оставалось метров пятнадцать. «А там его уж не достанут», — подумал я про себя.

И тут заработали пулеметы. Пронищев дернулся, остановился, повернулся лицом в нашу сторону и упал. Все мы оцепенели. Комбат стоял бледный, молчал.

— Вот к чему приводит неразумный риск, — наконец сказал он. — Эх, Пронищев…

Командиры посмотрели друг на друга, как бы советуясь молча. Потом комбат обернулся к нам и спокойно, словно о чем-то обыденном, спросил:

— Кто сможет подорвать эту пушку?

Я посмотрел на Мишу Масаева, он взглядом ответил: «Давай!»

— Разрешите, товарищ капитан, нам с Масаевым!

Масаев — здоровый, сильный матрос с лихо закрученными усами — встал рядом со мной. Командир батальона взглянул на старшего лейтенанта Большешапова, как бы спрашивая его: «Ну, как твои матросы?»

Большешапов ответил:

— Сделают, будьте уверены.

Комбат подошел, пристально посмотрел нам в глаза, потом спросил:

— Как будете действовать?

Сперва проберемся вдоль цеха по стене, далее… — я показал пальцем на траншею.

— Значит, по фашистам шагать решили?

— Дальше — подземная труба, человек пролезет. По ней — в котельную, к нашим пулеметчикам, потом ползком — к паровозу. Из-за паровоза бросим гранаты.

— Так, значит, под землей… Ну хорошо. Только не спешите. Тут мы вам помочь не сможем, все зависит от вас, понятно?

— Понятно! — ответили мы.

Комбат, положив свои большие руки на наши плечи, сказал:

— Ну в добрый путь, подводники…

«Подводниками» он называл всех моряков.

Пошли по траншее. Миша наступил на грудь мертвого фашиста — нога провалилась… Чуть не упал. Но пока все шло благополучно.

Полезли в подземную трубу. Я — первым, Миша — за мной. Сыро, темно, душно, под руками скользко и липко. Развернуться нельзя — тесно. Мне еще ничего, а Миша грузный, плечи у него широкие. Слышу его тяжелое, прерывистое дыхание. Надо остановиться, подождать.