Кристин Ханна - Соловей

– Давайте поищем там.

Они переглянулись, представив, как невыносимо больно будет рассматривать эти тысячи снимков, читать записки. И все же направились к стене.

Часа через два вернулась дама из Красного Креста.

– Мадам? Мне очень жаль, мадам, но Рашель и Марк де Шамплен числятся в списках погибших. Об Изабель Россиньоль нет никаких сведений.

Вианна едва не упала. Но справилась, отодвинула горе, чтобы пережить его позже, в одиночестве. Нальет бокал шампанского, сядет под старым тисом и вволю поболтает с подругой.

– Что значит – нет сведений? Никаких документов? Но я своими глазами видела, как ее уводили.

– Вам лучше вернуться домой и ждать сестру. – Дама ласково коснулась руки Вианны. – Не теряйте надежды. Еще не все лагеря освободили.

– Может, она нарочно прячется? – задумчиво спросила Софи.

– Совсем ты взрослая. – Вианна нежно погладила дочь по щеке, печально улыбнулась. – Знаешь, я горжусь этим, но вместе с тем это разбивает мне сердце.

– Пойдем. – Софи потянула мать за руку, и Вианна подчинилась. Сейчас она чувствовала себя больше ребенком, чем родителем.

Трясясь в вагоне третьего класса, Вианна смотрела на проплывающие за окном разбомбленные деревни. Антуан спал, привалившись к грязному стеклу.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Софи.

Вианна положила ладонь на округлившийся живот – легкий трепет в ответ, едва заметный толчок. Она взяла руку Софи. Девочка хотела было отдернуть, но мать не отпустила. Софи ощутила под ладонью движение, подняла взгляд на Вианну:

– Как ты можешь…

– Война всех нас изменила, Софи. Рашель… больше нет, и Даниэль стал твоим братом. Настоящим братом. А это дитя, он или она, неповинно ни в чем…

– Но как забыть? И я никогда не прощу.

– Любовь должна быть сильнее ненависти, иначе все было напрасно.

– Будем надеяться, что так, – вздохнула Софи, слишком уж серьезно для своих лет.

– Давай напоминать друг другу об этом, ладно? – Вианна погладила дочь по голове. – В тяжелые моменты. Мы должны поддерживать друг друга.

Перекличка все длилась и длилась. Ноги не держали. Но, осев на землю, она приказала себе остаться в живых, и с трудом поднялась.

Охранники с собаками шли вдоль строя, отбирая женщин для газовой камеры. Говорят, предстоит очередной переход. На этот раз в Маутхаузен, где на тяжелых работах умирают тысячи людей: советские военнопленные, евреи, пилоты союзников, политзаключенные. Говорят, никто из вошедших в эти ворота не выходит обратно.

Изабель закашлялась. Кровь брызнула на ладонь. Она торопливо вытерла ее о грязную одежду, пока охранник не заметил.

Грудь горела, голова разрывалась от боли. Она настолько погрузилась в боль, что пропустила момент, когда послышался звук моторов.

– Слышишь? – встрепенулась Мишлин.

Тревожная волна прокатилась по толпе заключенных. Но Изабель была сосредоточена на боли. Легкие жгло при каждом вдохе.

– Они уходят! – раздался голос.

– Изабель, гляди!

Сначала она не видела ничего, кроме яркого синего неба, деревьев и соседок по бараку. А потом заметила.

– Охрана! Их нет, – прохрипела она.

Ворота клацнули, распахнулись, и во двор хлынул поток грузовиков с американскими флагами; солдаты висели на бортах, сидели на капотах.

Американцы.

Колени у Изабель снова подогнулись.

– Ми…ш…лин, – прошептала она. – Мы… выжили.

Наступила весна, война неумолимо катилась к концу. Генерал Эйзенхауэр потребовал капитуляции. Американцы форсировали Рейн и вошли на территорию Германии. Союзники продвигались день за днем, освобождали узников концлагерей. Гитлер затаился в бункере.

А Изабель все не возвращалась.

Вианна нервно хлопнула крышкой почтового ящика:

– Она словно испарилась.

Антуан промолчал. Сколько уж недель они ищут Изабель. Вианна часами стоит в очереди к телефону, рассылает письма по госпиталям и разным организациям. На прошлой неделе вдвоем объезжали лагеря беженцев и перемещенных лиц, но все впустую. Нигде никакой информации об Изабель Россиньоль. Она словно исчезла с лица земли – с сотнями тысяч других.

Изабель могла выжить в лагере, но погибнуть буквально накануне прихода союзников. В лагере Берген-Бельзен союзников ждали груды еще теплых тел.

Чтобы никто не мог рассказать.

– Пойдем. – Антуан взял ее за руку.

Она больше не сжималась от его прикосновений, не вздрагивала, но и спокойствия тоже не ощущала. После его возвращения они почти не занимались любовью. Он говорил, что не хочет навредить ребенку, она соглашалась, но оба знали правду.