Александр Чаковский - Блокада. Том 2

На пороге появился боец с автоматом в руках.

— Пленного привели, товарищ полковник! — доложил он. — Куда его?

— Давай сюда, — приказал оператор и добавил: — А сам шагай в третью землянку, там особист язык знает, передай, что полковник Семенов просит зайти.

— Спасибо, товарищ полковник! — сказал Звягинцев. — За все спасибо. И главное — за такие новости!

Он вышел из землянки, почти столкнувшись у входа с пленным, конвоируемым двумя автоматчиками.

— Слушай, Туликов, — обратился Семенов к вошедшему особисту, — вот какого-то оберста привели. Давай снимем предварительный допрос, а потом отправляй его куда следует.

Туликов молча кивнул, сел за стол напротив полковника.

— Придется вам вести протокол, — сказал он.

Семенов вынул из планшета блокнот.

— Поставьте ему табуретку, — приказал Туликов автоматчикам, — и подождите у входа. — Поежился: — Холод у вас тут собачий.

— Сейчас затопят, я уже приказал, — сказал Семенов.

— Садитесь, — по-немецки обратился Туликов к пленному.

Тот послушно сел.

— Фамилия, звание, должность? — спросил его Туликов и, выслушав ответ, продиктовал: — Арним Данвиц, полковник, командир полка.

Данвиц был бледен. На правой щеке краснела длинная царапина. Глаза смотрели не испуганно, а как-то отрешенно. Он не боялся смерти, он думал сейчас о том, что обманут. Обманут всеми — фон Леебом, Манштейном, Кюхлером, Линдеманом и прежде всего самим фюрером… И что фюрер обманул не только его, но и всю армию, всю Германию…

Даже теперь, на допросе у русских, Данвиц испугался этих своих мыслей, но лишь на мгновение. Он понял, что ненавидит Гитлера. Он был не в силах отомстить фюреру за свой бесславный конец, но тем сильнее его ненавидел. Ненавидел он и русских, взявших его в плен, землю, на которой находился. Ненависть, ненависть ко всему переполняла душу Данвица. Ему хотелось одного — скорее умереть.

— Какую задачу получил ваш полк? — продолжал допрос Туликов.

— Ударить от Синявино во фланг противника с целью выхода к Неве.

— Давно ваш полк под Ленинградом?

— С сентября сорок первого года.

— И на что вы столько времени надеялись?

— Мы рассчитывали, что русские, не выдержав блокады, поднимут белый флаг.

— Если бы такой флаг появился, он был бы мгновенно сдернут сотнями тысяч рук ленинградцев!

Брезентовый полог приподнялся, и в землянку шагнул долговязый боец с охапкой нарубленных сучьев.

— Наконец-то! — с облегчением воскликнул Семенов и подул на свои, сжимавшие карандаш, закоченевшие пальцы. — Растапливайте быстрее!

Боец опустился на корточки перед холодной печкой, открыл дверцу и стал укладывать в печку сучья.

О том, что в землянке, куда он нес дрова, допрашивают пленного, Анатолий узнал от ожидавших у входа автоматчиков.

Немец сидел спиной к двери и что-то говорил, видимо отвечая на заданный ему вопрос. Анатолий взглянул на сидевших за столом командиров и почувствовал, что его охватывает нервная дрожь. Одним из них был тот самый Туликов, к которому летом прошлого года Анатолий приходил в Управление НКВД с поручением от расстрелянного Кравцова.

И вдруг он услышал, как Туликов сказал:

— Немец говорит, что видел таких, которые легко согласились бы поднять белый флаг над Смольным… Записывать это не надо. Фашистская болтовня.

Анатолий покосился на пленного. Ему вдруг показалось, что это и есть тот самый офицер, который допрашивал его тогда, в Клепиках, и заставил выстрелить в Кравцова.

Анатолий застыл у печки, руки не слушались его.

А допрос продолжался.

— У вас по линии оперативного отдела есть к пленному вопросы? — спросил Туликов.

— Есть, — кивнул полковник. — Пусть подойдет к карте…

Трясущимися руками Анатолий зажег наконец спичку и сунул ее в печь. Сучья вспыхнули.

Можно было уходить, но подняться не хватало сил. Ведь если этот немец действительно тот самый офицер, то он каждую секунду может обернуться, узнать его… И тогда сейчас же расскажет Туликову о том, что произошло тогда, в Клепиках… Скорчившись у печки, Анатолий затылком, спиной ощущал, что сзади — смерть…

Если бы он был в состоянии трезво и спокойно оценить ситуацию, то понял бы, что и Туликов и тем более Данвиц могли его сейчас и не узнать. Но он полностью лишился способности думать. Им овладел животный страх.

Захлопнув дверцу печки и даже забыв спросить разрешения «быть свободным», Анатолий как-то боком выскочил из землянки и двинулся куда-то, ничего не видя, не замечая вокруг.