Лотар-Гюнтер Буххайм - Подлодка [Лодка]

Сейчас мне тошно почти так же, как и тогда.

Если мы вовсе не будем шевелиться, потребление кислорода должно практически прекратиться. Лежа, вытянувшись без движения, даже не моргая веками, мы сможем растянуть свои запасы намного дольше, нежели их хватило бы в среднем.

Конечно же, кислород требуется для движения самих легких. Итак — дышим едва-едва, вдыхая не больше, чем требуется телу для поддержания его жизненных функций.

Но тот кислород, который мы сберегаем, лежа без движения, нужен людям, которые в кормовом отсеке бьются до изнеможения над поврежденными двигателями. Они используют наши запасы. Высасывают кислород прямо из наших ртов.

Периодически с кормы доносится глухой лязг. Каждый раз я вздрагиваю: в воде звук усиливается в пять раз. Конечно же, они делают все возможное, чтобы избежать шума. Но не могут же они вовсе беззвучно работать своими тяжеленными инструментами.

Из своего инспекционного обхода возвращается первый вахтенный офицер. Время от времени он должен проверять, чтобы ни у кого во сне не выпала изо рта дыхательная трубка. Его светлые волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу.

Из всех черт его лица первым делом обращаешь внимание на скулы. Запавшие глаза скрыты в тени.

Я уже давно не видел шефа. Не хотел бы я быть на его месте — слишком много ответственности для одного человека. Будем надеяться, что она ему по плечу.

Бесшумно ступая, появляется Старик. Он не доходит двух метров до стола, как с кормы доносится очередной лязг. Его лицо, словно при острой боли, искажается гримасой.

У него нет поташевого картриджа.

— Ну, как дела? — спрашивает он, будто не знает, что я не могу ответить ему с мундштуком во рту. Вместо ответа я слегка приподнимаю плечи, а затем, расслабив их, даю им упасть. Старик быстро заглядывает в носовой отсек, затем опять исчезает.

Я едва не теряю сознание от усталости, но заснуть просто невозможно. Образы, словно имена на визитных карточках, плавают вокруг меня. Дама, торговавшая сетками для волос: надменная тетушка Белла, исповедовавшая научное христианство, целительница, искупавшаяся во всех святых водах, известных человечеству. Ее торговля был поставлена на широкую ногу. Сеточки для волос поступали огромными тюками из Гонконга. Счет шел на сотни. У тетушки Беллы были заготовлены изящные конверты с прозрачными окошечками и рельефным текстом, она сидела вместе с тремя конторскими работницами, они все распутывали эти сетки и раскладывали по лиловым конвертикам — что сразу в пятьдесят раз увеличивало их стоимость по сравнению с моментом до «конвертации». У нее в штате было не меньше дюжины торговых агентов. Позже я узнал, что такой же бизнес она делала на презервативах — но это уже глубокой ночью. Я представляю ее чопорно сидящей перед горой бледно-розовых презервативов, похожих на груду овечьих потрохов, разбирая их ловкими пальцами и раскладывая их по маленьким конвертикам. Фамилия тетушки Беллы была Фабер — Белла Фабер. Ее сын, Куртхен, был похож на тридцатилетнего хомяка. Он руководил отделом продаж. Его основными клиентами были парикмахеры. Тем временем дядя Эрих, муж тетушки Беллы, установил автоматические торговые машины в уборных дешевых пивных. «Три штуки за одну рейхсмарку». Загружая в автоматы товар, дяде Эриху приходилось выпивать с владельцем каждого близлежащего бара. Потом снова в седло велосипеда, с одной стороны — потрепанная переметная сумка для денег, с другой — для контрацептивов, по прибытии на новое место — снова спешиться, пропустить стаканчик, забрать выручку, доложить презервативы, опрокинуть еще по одной. Он не мог долго выдержать в таком темпе, добрый старый дядюшка Эрих с серебряными велосипедными зажимами на брючинах. Он никогда не снимал их, даже в доме. Однажды он свалился со своего велосипеда между по дороге от одного автомата к другому и испустил дух. Полицейские привезли его на тележке. Наверное, они были потрясены количеством монет и презервативов, обнаруженных в его сумках.

Тут я замечаю, что изо рта второго вахтенного выпал мундштук. Давно ли он дышит без него? Или я совсем отключился на какое-то время? Я трясу его за плечо, но он лишь ворчит в ответ. Мне приходится стукнуть его как следует, чтобы он вздрогнул и с ужасом взглянул на меня, словно узрев перед собой кошмарное видение. Проходит несколько секунд, прежде чем он соображает, что происходит, нащупывает свою трубку и присасывается к ней. Затем он снова впадает в спячку.