Высоко над нами над краем пропасти высунулся нос лодки Томсена. Она кренится на левый борт — ясно различимы заслонки обоих торпедных аппаратов левого борта, равно как и любая из водозаборных прорезей, да и все днище лодки, — пока перевесившая носовая часть не обрушивается в ложбину подобно падающему лезвию гильотины. С яростью, которая разрубила бы металл, он входит в волну. Вода внезапно раздается в обе стороны огромными волнами зеленого стекла, которые снова смыкаются над ней вскипевшими водоворотами и заливают мостик. В клокочущей пене остались видны лишь несколько темных пятнышек: головы вахтенных на мостике да одна рука, размахивающая красным сигнальным флажком.
Я перехватываю изумленный взгляд второго вахтенного, адресованный командиру, а потом я замечаю лицо шефа, на котором застыло восторженное выражение. Должно быть, он уже давно стоит на мостике.
Я охватываю перископ одной рукой и подтягиваюсь повыше. Та лодка у нас за кормой спряталась у подножия волн. Затем там неожиданно всплывает бочка, ее подбрасывает вверх, потом она тонет; затем лишь бутылочная пробка пляшет на волнах, а спустя несколько минут ничего больше не разглядеть.
Старик велит лечь на прежний курс. Откидываю люк — слежу одним глазом за проходящей волной — и вниз, в нору.
Рулевой в боевой рубке прижимается к стенке, освобождая дорогу, но лодка кренится на правый борт, так что он все равно получает свою порцию душа.
— Что там происходило?
— Встретились с другой лодкой — Томсена — очень близко!
Люк захлопывают сверху. Из темноты выплывают бледные лица, как будто выхваченные фонариком горняка. Мы снова в подземелье. Внезапно я осознаю, что даже рулевой не видел нашей встречи.
Я развязываю тесемки зюйдвестки под подбородком и начинаю стаскивать резиновую куртку. Помощник на посту управления жадно ловит каждое сказанное мной слово. Не уверен, что стоило говорить это, но я еще подкинул ему малозначащие слова вроде «Невероятно, как командир вел лодку — правда — просто образцовое маневрирование!».
Должно быть, возбуждение расслабило мои мускулы: я освободился от промокшей одежды намного быстрее, чем вчера. Рядом со мной методично вытирается шеф.
Через десять минут мы собираемся в кают-компании.
Я все еще заведен, но я стараюсь вести себя, как всегда:
— Все это было достаточно необычно, верно?
— Что вы хотите сказать? — спрашивает Старик.
— Наша встреча.
— Почему?
— Разве мы не обязаны были дать опознавательный сигнал?
— Боже мой, — отвечает командир. — Эту рубку я узнал бы с первого взгляда! У них был бы припадок, если бы мы запустили ракету. Это означало бы, что им пришлось бы сразу отвечать нам тем же. И кто знает, были ли у них в такую погоду готовые заряды. Зачем ставить друзей в неловкое положение?
— И именно потому, что опознавательные ракеты никогда не используются в сомнительных случаях, мы вскакиваем со своих мест по два раза на день, когда их несут!
— Не стоит ворчать, — успокаивает Старик. — Надо — значит надо! Устав!
Десять минут спустя он возвращается к моему недовольству:
— В такую непогоду мы в любом случае можем не опасаться английских подлодок. Что они будут тут искать? Немецкий конвой?
Суббота.
Волнение улеглось. За обедом мы все сидим, придвинувшись к столу, и жуем. Свободные от вахты члены экипажа постепенно возвращаются в летаргический сон.
Трапеза оканчивается прежде, чем старик наконец-то изрекает:
— Они быстро выскочили!
«Они» — это Томсен и его команда. Старик потрясен, что Томсен оказался в нашем районе.
— Все-таки он вернулся незадолго до того, как мы вышли в море — причем с повреждением!
Выскочили — это значит, в доке пробыли недолго.
— Командование теперь подгоняет!
Мало времени в доке — ускоренный ремонт. Больному не дают отлежаться как следует, а сразу ставят на ноги. Никакой симуляции!
Проходит не меньше четверти часа, пока Старик заговаривает вновь:
— Здесь что-то не так. Даже если считается, что у нас в Атлантике достаточно лодок, это означает, что их не больше дюжины. Дюжина лодок между Гренландией и Азорскими островами — и мы все же практически натыкаемся друг на друга. Что-то не так! Ну да ладно — это не мое дело.
Не его дело? Что же тогда он ломает голову с рассвета до заката и, скорее всего, всю ночь напролет тоже, размышляя над явными противоречиями: слишком большой оперативный простор — слишком мало лодок — отсутствие поддержки с воздуха.
Читать дальше