Борис Дубровин: Стой, мгновенье!

Матрацы стащили в подвал, и на них спали женщины, дети и раненые.

Но могущественнее пулеметов, автоматов, гранат и метровых стен было мужество оторванных от Родины горстки людей.

Первыми убедились в этом два взвода немецкой пехоты, после долгого пулеметного и минометного обстрела пытавшиеся атаковать заставу.

Пограничники не только оборонялись: они нападали. И это 23 июня почувствовали мотоциклисты, двигавшиеся по дороге из деревни Ильковицы в Скоморохи. Дорога и небольшой деревянный мост через речку Млынарку простреливались с заставы. Девять мертвых мотоциклистов распластались у моста. Лопатин приказал взорвать мост, через который переправлялись обозы, машины, мотоциклисты.

Под самым носом немцев мост взлетел в воздух.

Едва старшина Клещенко и рядовой Перепечкин вернулись с этой операции, как в ответ за взорванный мост по заставе ударило артиллерийские орудие. Снаряды сотрясали стены, сыпалась штукатурка, отскакивали осколки кирпича, брызгали стекла.

Застава молчала. Все помнили приказ Лопатина: беречь патроны, подпускать противника как можно ближе.

Приняв молчание заставы за бессилие, атакующие приблизились к дому, где два дня назад жили советские офицеры. Щелкнули одиночные выстрелы, и враги отпрянули, потеряв трех солдат.

Всю ночь немецкие ракеты висели над заставой и строчили длинные пулеметные очереди.

По приказу Лопатина дежурило у каждого окна по два пограничника, и пока один засыпал, другой боец прислушивался к ночи. Сержант Герасимов между пулеметными очередями уловил в саду шорох. Шорох приближался. Вот он у стены. Со второго этажа Герасимов бросил гранату.

А наутро у стены было двое убитых.

И утром же показался белый флаг парламентера. Флаг нес местный житель Матвей Скачка-старик. С пистолетом в руке за стариком шел, подгоняя его, офицер и за офицером — шесть солдат. Шаги старика делались все короче, все медленнее.

Застава видела все.

Галченков доложил Лопатину и по приказу командира приготовился огнем ручного пулемета отсечь немцев от старика.

Тогда в полной тишине к ним донесся старческий голос: «Не пойду!»

И выстрел.

Не успел еще старик упасть, как пули Галченкова настигли и офицера, и шесть его солдат. И тут спрятанные за конюшней гитлеровцы рванулись на заставу. Но пулеметы и автоматы пограничников отшвырнули их назад.

Уже второй день нечего было есть.

А около разрушенного офицерского домика разгуливал боров, откормленный женой Гласова. Его пристрелили, привязали веревкой за ногу и втащили в помещение. Но жирную свинину без хлеба и без соли есть было невозможно. Солдаты из кусков сала выбирали мясо по ниточке…

— Товарищ командир, две женщины идут к заставе от Буга.

— Не стрелять. Пусть идут.

Две женщины в ярко расшитых платьях, в пестрых фартуках, с ситцевыми косынками и босые шли мимо здания.

— А здесь прикордонники были. Видно, поубивали всех. Давай побачим.

Одна подсадила другую, та подтянулась к окну первого этажа, заглянула в амбразуру и обомлела. Глаза ее встретились со спокойными глазами Лопатина.

Лопатин узнал от них, что идут они к родным в Скоморохи, что вокруг немцы. Лейтенант попросил женщин не говорить в Скоморохах никому, что пограничники живы, но позаботиться прислать им хлеб.

Женщины проскользнули мимо немецких засад. и ночью в мешке передали Лопатину хлеб. Как сумели они проникнуть сквозь немецкие заставы, непонятно. Но несколько буханок только что испеченного хлеба подкрепили пограничников. И, может быть, потому, что к теплоте крестьянского хлеба прибавилась теплота крестьянских сердец, может быть, именно поэтому утренние атаки отбили сразу.

И снова застава замолчала, И особенная тишина опустилась тогда, когда через сад во двор въехал конный разъезд. Трое ускакали, но трое остались лежать. За спиной у одного была обнаружена походная рация. Попробовали настроиться, но радистов среди пограничников не оказалось. В наушниках слышалось потрескиванье и немецкая отрывистая речь.

Галеты и несколько плиток шоколада из карманов убитых перешли в ручонки осунувшихся исхудалых детей.

И тут грянул артиллерийский обстрел. Били со стороны церкви. Били долго. Верхний этаж разрушили почти полностью. Но камни, словно участвуя в обороне, умирая, прикрывали собой первой этаж.

Думая, что с пограничниками покончено, немцы, скопившиеся справа за баней, за сараем и в лощине, устремились на заставу.