Арсений Ворожейкин - Небо истребителя

Изуродованный самолет с трудом оторвали от сосны и поставили на шасси. К нашему удивлению, двигатель остался невредимым. Инженеры несколько раз пытались запустить его, но тщетно. При проверке фильтра оказалось, что он закупорен слоями серы. Откуда она взялась — никто не знал. Катастрофой заинтересовалась Москва. Полеты на данном типе самолета были запрещены. Требовалось немало времени для выяснения причин появления серы в керосине.

Перед отъездом из дивизии командующий подозвал меня:

— Арсений Васильевич, на тебя и жену есть путевки в Хосту.

Меня поразило, что в такой обстановке командующий счел возможным предоставить мне отпуск.

— Езжай в Москву, забирай жену — и к морю, — продолжал он. — Детей есть с кем оставить?

— Девочек возьмем с собой, малышку оставим с бабушкой.

— Ну и договорились. Кого за себя оставишь?

— Начальника штаба полковника Мельникова.

— Хорошо, — одобрил командующий. — Я попрошу нашего инспектора помочь вашей дивизии. Летать теперь, видимо, начнем не скоро. Катастрофа раскрыла серьезное дело. Распутать его будет не так-то просто…

Москва встретила теплым, солнечным днем. Не чувствуя усталости с дороги, я поднялся по лестнице на четвертый этаж, от волнения позабыв воспользоваться лифтом. Дверь открыла Валя. Встреча была восторженной. «Папочка, милый, родной!..» Верочка, Оленька и сын Сережа повисли на мне «Папка приехал! Милый, родной, как мы по тебе скучали!» Сколько в этих нежных объятиях ласки, доверия, преданности Я не мог произнести ни слова. Слезы навернулись на глаза.

Возвратившись из отпуска, позвонил начальнику штаба. Голос бодрый, о служебных делах ни слова. Поинтересовался, как отдохнули, спросил, надо ли включать меня в плановую таблицу полетов. Утром шофер спросил: — Куда поедем?

— В штаб дивизии, — сказал я, но, к моему удивлению, машина у здания штаба не остановилась.

Шофер, заметив мое недоумение, улыбнулся:

— Штаб переехал в новое здание. Закончили строить спортивный зал. Теперь мы богачи!

— Молодцы!

Сообщение о спортзале особенно обрадовало меня, и я решил в первую очередь осмотреть его. Встретил меня капитан Гриша Дивинец:

— Товарищ полковник, полюбуйтесь на наши хоромы!

За счет цветового решения зал делился как бы на две половины. Радовали глаз умело расставленные турники и брусья, подвешенные к потолку кольца и веревки, площадки для игр в волейбол и теннис. В зале занимались две эскадрильи из полка Осмоловского.

— Денег на снаряды хватило?

— Десять тысяч осталось.

— И душ есть?

— А как же! — с гордостью ответил Дивинец. — Четыре кабины.

После спортивного комплекса осмотрел штаб дивизии. Комнаты были уже распределены по отделам, выделены кабинеты для командования. Полковник Мельников рассказал о состоянии боевой готовности в полках. Дела шли неплохо. Командующий следил за работой дивизии. Все это радовало. Надо было быстрее входить в строй, чтобы без всяких скидок на перерыв взять на себя командование.

Когда я в приподнятом настроении подошел к своему самолету, рядом оказался инспектор ВВС флота подполковник Решетилов. Это меня встревожило: «Уж не получил ли он приказ дать мне провозные полеты на учебном истребителе?» Александр Степанович, обычно улыбчивый, на этот раз официально, с нотками недовольства сообщил:

— У меня есть приказ проверить вашу технику пилотирования на учебной машине.

— Почему же вы пришла не в штаб, а прямо к самолету?

— Помощник командующего по летной подготовке опасался, что я не успею вас перехватить на земле.

— Спасибо за заботу, хотя по всем существующим авиационным правилам я могу вылететь и без контрольно-провозных полетов. Или он мне не доверяет?

Летчику, как в музыканту, нужна постоянная практика. Перерывы в их работе сказываются на мастерстве. Некоторые летчики-истребители так свыкаются с управлением самолетом, что полет для них становится привычкой. А привычка, как говорится, вторая натура. Однако во всем нужна мера, она для каждого летчика разная и зависит от уровня его подготовки. Я могу летать без проверки, если перерыв не превышает трех месяцев. У меня он полтора месяца. Значит, я законно вполне могу обойтись без контрольного полета.

Нового помощника командующего я не знал и не мог понять, что движет им. Или он хочет показать свою власть, или попросту перестраховщик. Сколько вреда принесли она авиации! Известно, что в каждом полете есть риск, готовность к нему приучает летчика к осторожности, а излишнее опекунство расхолаживает и делает его неуверенным в себе.