Арсений Ворожейкин - Под нами Берлин

— Еще не знаю. Ведущий у них майор Павлюченко, — и Василяка показал рукой: — Вон они уже. расходятся по самолетам.

Летчики-штурмовики с командиром полка майором Михаилом Ивановичем Ефремовым проходят мимо нас. Ефремов и Павлюченко останавливаются. Мы договариваемся о полете.

Майора Ивана Павлюченко я знаю давно. Человек безудержной храбрости, но вслепую, по приборам, как и мы, не летает. Да и самолет ИЛ-2 для этого не подготовлен.

— Тебя погода не смущает? — спрашиваю его. Добродушное лицо Павлюченко расплылось в спокойной улыбке.

— Нет.. Если ухудшится — прижмемся к земле. Мы привыкли к бреющим. А как вы, ведь за фронтом ясно?

Я понял майора. Его беспокоит не только погода, но и возможность встречи с немецкими истребителями. Он знает, что мы в случае ухудшения видимости можем потерять их или просто возвратиться. Штурмовики же должны лететь и без нас. И только уже в крайнем случае, когда совсем испортится погода, можно будет и им не выполнить задания.

— Тоже будем жаться к земле. Постараемся от вас не оторваться, — обнадежил я товарища.

— Ну, уж если будет невмоготу — возвратимся вместе, — дополнил он. — Одни мы не полетим. Но метеорологи не обещают ухудшения. Они говорят, что все пойдет к лучшему.

Проводив Павлюченко, я докладываю командиру полка свои соображения, что лучше всего сопровождать штурмовиков четверкой «яков». Самое большое — шестеркой.

— Уменьшить состав группы? А нужно ли? Нам все-таки предложили лететь десяткой. Пойми, — уговаривает Василяка, — за фронтом нет облаков. Там вас может встретить целая свора немецких патрулей. Собьют хоть одного — как мы тогда будем выкручиваться за свою инициативу? Нам будет стыдно и перед штурмовиками и перед командованием.

Зная порядки у противника, я доказываю:

— Нас никто пальцем не тронет: фрицы убеждены, что мы при такой погоде не летаем, так зачем же они будут держать в воздухе патруль?

— У них есть радиолокаторы. Сейчас у нас в воздухе никого нет. Вашу группу локаторы сразу засекут, заранее поднимут истребителей и вас перехватят.

Я и не подумал о радиолокаторах. Пояснение Василяка усложняло обстановку.

— Возможно. Но для нас сейчас главная опасность — погода. От истребителей противника мы как-нибудь отобьемся. Трудно будет — прикроемся облаками. А от погоды?

Василяка задумался. Потом плюнул и с обидой выругался.

— Об этих локаторах я и понятия не имею. Ты в академии наверняка их изучал? А ну, подсчитай!

— Изучал, — подтвердил я. — Но какие у немцев, я тоже понятия не имею.

— Прикинь приблизительно.

Получалось, что противник не успевал своевременно перехватить нас. Предварительно позвонив в дивизию, Владимир Степанович разрешил лететь пятеркой: столько было летчиков в эскадрилье, способных выполнять задание, в самых сложных метеорологических условиях.

Идя к своему самолету, я еще издали заметил, что у него раскрыт мотор. Механик Дмитрий Мушкин залез на него верхом и копается внутри. От недоброго предчувствия тоскливо стало на душе. Неисправна машина? Этого еще не хватало! Мой «як» хорошо был отрегулирован: брось управление — и он сам мог лететь. Такая регулировка не раз выручала меня в трудные минуты.

— Лопнула масляная трубка, — на лице механика растерянность, словно он виновник неисправности. — Вчера не было, а сегодня….

— Вам подготовлена другая машина, — доложил старший техник эскадрильи Михаил Пронин. — Я только что проверил ее.

Перед самым взлетом подбежал ко мне Василяка, прыгнул на крыло и, чтобы я услышал, заглушая шум мотора, прокричал на ухо:

— Только что позвонили в полк и передали. Трудно будет лететь — возвращайтесь. На рожон не лезьте.

Вот уж действительно: весна да осень — на день погод восемь. Как встали на курс, нас ослепило солнце. Оно, будто специально скрывая подлинные намерения природы, решило порадовать летчиков, выглянув в окно, образовавшееся в небе. Иван Павлюченко передал:

— Арсен! На нас и боги работают. Порядок!

Только он проговорил, как солнце закрыла глыба тучи, воздух побелел от крупных пушистых снежинок. Земля под нами была метрах в трехстах, но снежная пелена так опасно удалила ее от нас, что все поспешили снизиться. Потерять землю — значит потерять свое место в пространстве.

Штурмовики строже сомкнули ряды. Истребители тоже сжались. По погоде нам нужно возвращаться. Но это значит оставить лететь одних штурмовиков. Усилится снегопад — и им тоже будет худо. Правда, они привыкли летать на бреющем, однако всему есть предел.