Арсений Ворожейкин - Под нами Берлин

Точную техническую причину этой нелепой катастрофы по останкам установить было нельзя: человек и машина сгорели. Но в обгорелых кусочках самолета были найдены вражеские пробоины от пуль. И стало ясно — поврежденная машина не выдержала дополнительной перегрузки или же летчик потерял сознание: он мог быть не только обессилевшим от боя, но и раненым.

Если бы не была «узаконена» эта никому не нужная «бочка победителя», слепо скопированная со спортсменского круга почета, никакой беды наверняка бы не случилось. Значит, подлинная причина несчастья — ухарство и красование.

В раздумье я и не заметил, как миновали город. Днепр переехали по деревянному мосту, до того низкому, что казалось, он лежит не, на сваях, глубоко вбитых в дно реки, а просто на воде.

Фашистские самолеты много раз пытались разбомбить этот мост, но безрезультатно. Бомбы сыпались вокруг да около — и ни одной в цель. В этом заслуга не только наших истребителей и зенитчиков, но и саперов, сумевших так хитро, неуязвимо проложить жизненно необходимые пути через Днепр.

До района катастрофы добрались без труда. Она произошла километрах в двадцати восточнее Киева, у деревни Гора. На широком поле, слегка запорошенном снегом, мы еще издалека заметили три разбитых самолета. Они врезались в землю недалеко друг от друга. Первый, к которому мы подошли, весь разлетелся на мелкие кусочки. Второй врезался в землю носом, перевернулся и метров двести полз по земле, оставляя на пути кровавые следы, части мотора и кабины. Летчика, видимо, силой удара выбросило из машины, и она, придавив его, проволокла по мерзлому полю. Среди обломков нашли самолетные часы. Стрелки остановились на одиннадцати часах пятнадцати минутах. Третий самолет ударился крылом и, скользя по пахоте, каким-то чудом сохранил: в целости всю хвостовую часть. Она, точно крест, стояла вертикально на остатке фюзеляжа, и по ней издалека мы заметили место трагедии.

Но где же четвертый самолет? Хотелось верить, что он где-то благополучно приземлился. Прибежавшие жители из деревни рассеяли наши надежды. Они передали нам документы, и по ним мы установили, что погибли: Игорь Кустов, Георгий Колиниченко, Николай Априданидзе — Сулам, как мы звали его, и только что прибывший в полк молодой летчик Николай Калашников.

Тела погибших из-под обломков машин извлекли местные жители и сложили в сарай. Все направляемся туда. Прибежавшие ребятишки наперебой рассказывали о катастрофе.

На западной окраине деревни Гора стоял туман. На востоке тумана не было. Ребята гуляли на улице. Вдруг над их головами низко, плотным строем пронеслись четыре истребителя и скрылись в пелене тумана. Через несколько секунд в том направлении, куда улетели самолеты, послышались удары и треск.

Всей деревней побежали к месту происшествия. Словно от этих страшных ударов, туман рассеялся. И перед людьми открылось, поле катастрофы. В одном самолете было обнаружено двое погибших. Значит, из Прилук вылетело четыре машины. У летчика Колиниченко в багажном отсеке фюзеляжа сидел пятый — летчик Калашников.

Мне мысленно представился момент катастрофы. Три самолета летели плотным строем, четвертый, очевидно, чуть приотстал. Двое ведомых летчиков видели только крыло своего ведущего — Кустова. А он, вероятно, как вскочил в туман, фазу же потерял землю. Вверх уйти не решился: приборы не обеспечивали надежного пилотирования вне видимости земли или неба. Кустов решил быстро спуститься, чтобы бросить хоть один взгляд на землю и сориентироваться, но туман был так густ, что самолет раньше наткнулся на землю, чем летчик увидел ее. Двое ведомых, летевших вплотную к ведущему, наверняка не устели осознать, что произошло, механически повторили его маневр, и, даже не подозревая об опасности, одновременно с ним разбились. Четвертый летчик, который приотстал от них, при потере земли метнулся кверху. Туман был тонкий, он сразу пробил его, увидел небо и свободно мог управлять машиной.

И вот мы в сарае. Четыре ужасно изуродованных тела лежат на дощатом настиле. Никого не узнать. Только по комбинезону я определил Калашникова. Старые летчики, в той числе и Априданидзе, одеты в меховые куртки и брюки, а молодым этого нового, только что введенного в авиации, обмундирования не хватило.

Как бы твердо человек ни был убежден в случившемся, как бы в своем воображении он ни представлял картину смерги, действительность с новой силой поражает его. В душе у меня царила щемящая тоска и какая-то гнетущая страшная беспомощность. Ни говорить, ни думать — ничего не хотелось. Вбежавшая в сарай лохматая дворняжка, почуяв недоброе, притихла и застыла, прижавшись к стене. Мы безмолвно сняли шапки и опустили головы.