Арсений Ворожейкин - Истребители

Как отрадно читать и говорить об этом!

Но вот сообщение ТАСС за май месяц:

«28 мая. Застигнутые врасплох монгольско-советские истребители поднялись в воздух с некоторым опозданием, что дало противнику преимущество. В этом бою монгольско-советская авиация потеряла 9 самолетов, а японцы — 3 самолета».

И об этом печальном факте, чтобы он впредь не повторился, я тоже упомяну в докладе.

Можно сделать анализ боевых потерь по месяцам, он красноречив.

Если в мае мы потеряли самолетов раза в четыре больше, чем японцы, то в последующие месяцы приблизительное соотношение складывалось неизменно в нашу пользу: на каждый наш потерянный самолет приходилось в июне — 3 вражеских, в июле — 4, а в августе — почти десять.

Сам собой напрашивается вопрос: неужели все это не послужит для японской военщины уроком, неужели она не прекратит это бессмысленное кровопролитие.

Гринев, глядя на газеты и листки, которыми я обложился со всех сторон, говорит:

— А если сейчас ракета на вылет? Все бы твои бумажонки взвились вдогон за самолетом!

Он живо представляет себе такую картину и смеется.

— Бумажки не нравятся? Это я для твоего доклада материал собрал. Может, сделаешь все-таки?

— Нет уж, уволь. Доклад — дело комиссара!

— А тебя разве не касается?

— Почему, касается… Но все же доклады твое дело, а мое — полеты. Должно же быть разделение труда!

— Ты же понимаешь, что не прав…

— Понимаю, — серьезно говорит Гринев. — Понимаю, а вкуса к этому делу нет… Не люблю с бумажками возиться.

— А надо!

— Вот кончится война — займусь.

— Послушай хоть, о чем я собираюсь говорить.

— Всегда готов!

Мы обсуждаем основные положения Доклада, потом парторг добавляет раздел о работе коммунистов из технического состава. Потом в работу включается Борзяк. Вчетвером мы подводим окончательные итоги боевой работы. Результаты неплохие: за время боев эскадрилья не потеряла ни одного летчика, а сбила более двух десятков вражеских самолетов.

Взглянув на часы, Гринев напоминает:

— Через пятнадцать минут мы с тобой вылетаем на разведку.

1 сентября весь мир облетела грозная весть: фашистская Германия напала на Польшу, а вслед за ней Англия и Франция объявили войну Германии.

Началась вторая мировая война.

В свете этих событий халхин-гольский конфликт предстал как бесспорно важный этап в едином замысле подготовки империалистами войны против Советского Союза, как стратегическая разведка боем.

Японцы, наголову разбитые в августе, начали стягивать новые силы и даже пытались на правом фланге дважды наступать свежими резервами. Опять разгорелись воздушные бои. Поползли слухи о том, что японцы готовятся к новому наступлению в больших масштабах.

Перед нашей разведывательной эскадрильей была поставлена весьма щекотливая задача: не нарушая государственной границы, внимательно следить за действиями противника по ту сторону. Правда, как и всем летчикам, нам разрешалось залетать в Маньчжурию во время преследований вражеских самолетов, но в такой обстановке обычно не до разведки. Следить за противником так, как мы наблюдали за ним до 31 августа, трижды на день посещая установленные для каждого звена районы, теперь уж не представлялось возможным. Мы могли доставлять только отрывочные, подчас случайные сведения, по которым, конечно, нельзя было составить ясного представления о намерениях японского командования. В иных случаях такие данные даже вводили в заблуждение.

Как-то Кулаков, возвратившись из разведывательного полета, рассказывал начальнику штаба эскадрильи:

— Высота у меня была две тысячи метров. Лечу. Одним крылом — по Монголии, другим зацепляю Маньчжурию. На станции Халун-Аршан дымит большой состав. Я сразу же еще один заход… Как ни плохо было видно, но все же разглядел: эшелон разгружается… Значит, прибыли новые войска. Тогда я полетел на запад и на дороге к Джин-Джин-Сумэ встретил колонну конницы, километра два длиной…

— Загадочное дело: почему они выгрузку производят днем и так открыто перебрасывают свою конницу, без всякой маскировки? — спросил Гринев, глядя на начальника штаба. — Неужели в темное время не могут это сделать?

— А ничего мудреного тут нет, — ответил Шинкаренко, как будто вопрос командира был обращен к нему. — Нам не разрешают действовать, вот они в открытую и подбрасывают войска! А позволили бы разок штурмануть…

— Уж больно ты, я смотрю, драчлив стал, Женя, — покровительственно сказал Борзяк. — Как петух! Тебе бы только налетать… А того не понимаешь, что японцы, может, этого только и ждут, только и хотят нас спровоцировать, чтобы тут же на весь мир раструбить, будто мы захватываем Маньчжурию, а они ее защищают!.. Мы сделали свое дело. Противника разбили, Монголию очистили. Теперь пускай они думают, как им дальше быть…