Арсений Ворожейкин - Солдаты неба

— Было такое дело, — подтвердил я. — Неладно получилось. Виноват. Но кого не выведет из терпения: мы разогнали уже две группы «юнкерсов», а с земли нам даже не верят, что ведем бой.

— Почему не доложил на капэ, что остановился мотор?! — уже выкрикнул Василяка. — Ты же прекрасно знаешь, что с фронта можно уходить только с разрешения земли! А ты вон какой выверт учудил: ухожу на отдых! И это в тот момент, когда на войска посыпались бомбы! Разве это не безобразие?! — Майор в раздражении стукнул кулаком по столу и вскочил.

Мы тоже встали.

— Разрешите мне выйти из землянки? — произнес Кустов. — Я, кажется, здесь лишний.

— Я знаю, что делаю! — резко оборвал его Василяка.

Уравновешенный, не привыкший рубить сплеча, Владимир Степанович на этот раз вышел из себя. Неужели он не верит нам? Странно. Командование, конечно, разберется. Должно разобраться. Только б не вспылить! Однако майор не унимался. С Игоря он переключился снова на меня:

— На капэ мог находиться командующий наземной армией, а ты сказал такие слова! Только за одно это тебе крепко могут всыпать. Расценят не просто как неуважение к старшим, но и как недоверие к командованию, к партии…

— А при чем тут партия? — удивленно спросил я. Но Василяка, словно не слыша моего вопроса, предупредил:

— Нужно ко всему приготовиться. Следователь уже выехал.

— Вот и хорошо, — спокойно ответил я. — Следователь опросит летчиков, и они подтвердят, что мы воевали до сухих баков.

— Да и не только летчики, техники это же скажут, — заметил Кустов. — Они же заправляли горючим наши машины. Это любого прокурора убедит. А то, что там, на правом берегу Днепра, сидел на капэ какой-то лопух, — это факт. Каждому мыслящему человеку ясно.

— Вы бросьте мне такие словечки, а то… — Василяка запнулся. Он хотел, видимо, сказать что-то резкое, но сдержался.

Кустов убежденно заявил:

— Здесь виноваты не мы, а тот, кто не выслал нам подмогу. Мы же сделали все, что могли, даже сверх своих сил.

Наконец наше спокойствие и убежденность, видимо, передались и Василяке.

— Так-то оно так, — в раздумье согласился он и уже тихо, с какой-то таинственностью сказал мне: — Но тебя, как командира группы, могут обвинить еще и в невыполнении приказа. Ты находился в воздухе один час и две минуты. Это намного меньше, чем предусмотрено приказом.

В давнишнем приказе указывалось, сколько времени истребители должны находиться в воздухе, прикрывая войска. Расчет был взят почти на самую максимальную продолжительность полета. Выполняя эти нормы, летчики в целях экономии горючего часто были вынуждены летать на малой скорости, не имея возможности производить боевые маневры. Истребители противника этим пользовались и, нападая на наши самолеты с разгона, легко сбивали их. И само собой разумеется, этот приказ как-то постепенно мы перестали выполнять.

— Этот приказ уже давно сама жизнь отменила, — сказал я.

Командир полка настороженно взглянул на дверь и, убедившись, что она прикрыта, полушепотом сказал:

— Это правильно. Приказ сейчас забыли, но его никто и не отменял. Он по-прежнему имеет силу закона. И ты не можешь сказать, что приказ неправильный. К тому же наверняка поставят тебе в вину и твой дурацкий ответ на капэ армии, и самовольный уход с фронта. А то, что вы все сели с пустыми баками, могут поставить тебе же в вину, как ведущему группы: летал, мол, специально на повышенной скорости, чтобы быстрее сесть.

— Это уж глупо, — не выдержал я такого наговора.

— А твой ответ «Ухожу на отдых» разве не глупость?

— Глупость, — согласился я.

Командир долго и мучительно что-то соображал. Потом нерешительно и нехотя, с видом человека, выполняющего это не по своей воле, посоветовал:

— Подумай, что лучше сказать следователю. Завтра утром не вставай со всеми вместе, как следует выспись.

«Выспись»? Что это значит? Меня обожгло недоброе предчувствие. Неужели я отстранен от полетов? Неужели кто-то боится, что я испугаюсь следствия и могу перемахнуть к фашистам? Только сейчас я понял, зачем командир пригласил на беседу Игоря Кустова.

— Тебе придется командовать эскадрильей, — сказал он ему. И, как бы смягчая силу удара, обрушившегося на меня, пояснил: — Когда идет следствие — подследственным летать не разрешается.

— Это несправедливо! — возмутился Кустов. — Тут ошибка. Я не могу!

— Побольше скромности! — оборвал его командир полка. — Командование знает лучше тебя, что справедливо, что нет. Свое «я» спрячь подальше.