Николай Новосёлов - Опаленные войной

Измайлов начинает сомневаться: явь ли это?

Над лесом — полоска поздней зари. Где-то продолжает колобродить странный танк. Автоматные очереди временами тревожат его, и он, словно до предела уставший зверь, с грозным рычанием уходит от докучливых преследователей. Минут тридцать стоит тишина, и в это время Измайлов с тревогой прислушивается: огрызнется ли на этот раз, уйдет ли?

Теперь радист уверен, что с товарищами случилась какая-то беда.

Под утро он забылся и увидел тяжелый сон.

Будто в ненастный рассвет несколько пехотинцев, кутаясь в плащпалатки, прикорнули около их танка. Головы упрятали под корпус машины — на случай артналета. Изнурительный комариный писк. Оттого солдаты укрылись с головой, хотя дышать им трудно. Наверное, до предела устали эти терпеливые пехотинцы… Вдруг подбегает старшина Блинов и исчезает в люке. Заработал мотор. Сейчас танк сомнет спящих солдат. Измайлов все видит и цепенеет. Пытается закричать, но не слышит себя в грохоте и лязге гусениц…

Он открыл глаза. Стволы сосен медью отливали в первых лучах солнца. По земле стлался туман. Было свежо и тихо. Но грохот так четко еще стоял в ушах и так явственно представлялось направление, откуда он доносился, что радист невольно повернул голову в ту сторону.

И совсем рядом, метрах в пяти, снова увидел танк.

…Открывается башенный люк. Чутко вслушиваясь, поднимается, танкист снимает шлем и жадно, как спортсмен после сильного напряжения, вдыхает утренний воздух. Сейчас он повернется, заметит и вскрикнет от удивления. Измайлов вспомнил свое страшное неживое отражение в ручье.

Но безучастно скользнул взгляд Сергея Кержакова, водителя из экипажа лейтенанта Безрукова.

Радист удивлен.

— Сергей, это я, Измайлов.

Водитель вздрогнул. В руке у него оказался пистолет.

— Что?! Кто тут? — Но сам смотрел куда-то в сторону, словно оттуда ждал опасность.

— Я. Измайлов.

На лице Сергея изумление.

— Измайлов! Откуда?! Ты где?!

Радист смог проползти те пять метров. Только не слышал, как его о чем-то спрашивал и очень торопил Сергей. А когда боль отступила и он обнаружил себя в привычной тесноте танка, воспрянул духом. Огляделся. Свет еще проникал через верхний люк, и ему показалось, что остальные из экипажа спали в самых неудобных позах.

Потом стало темно.

Водитель занял свое место. Подбородком дотянулся до плеча Измайлова, горячо дыхнул в щеку:

— Как ты мне нужен, Борька!

Унтер-офицер Цейгер был исправным служакой, а когда под свое начало (не по чину) получил команду особого назначения, готов был драться с самим дьяволом. Но в чем-то был прост, как деревенский новобранец. Вот и доклад его по телефону, сбивчивый и торопливый, — словно в это время кто-то унтер-офицера оттаскивал от аппарата — офицер штаба обер-лейтенант Лемм толком так и не понял. Впрочем, догадался: произошло что-то необыкновенное, сулившее немалую удачу.

Обер-лейтенант подробно расспросил, как безопасно добраться до команды, и, не откладывая, распорядился насчет мотоцикла.

Возле большого леса его ожидали два солдата Цейгера. От них Лемм узнал о том, что произошло.

Но когда на опушке лесной поляны совсем близко увидел советский танк, то испытал неприязнь к бравому унтер-офицеру: тот мог бы и не демонстрировать свое дурацкое бесстрашие.

— Русский танк слеп, господин обер-лейтенант!

Лемм принужденно улыбнулся.

— Вы уверены? Прекрасно. Проверьте, Цейгер.

— Я? — малодушно удивился унтер-офицер.

— Голые идеи — привилегия генералов, — сухо сказал офицер.

Советский танк стоял метрах в двухстах у противоположного края поляны. Втянув голову в плечи, осторожно приближался к нему Цейгер. Солдаты затаили дыхание. Лемм наблюдал в бинокль.

Унтер-офицер пересек поляну. Перед самым танком выпрямился и на минуту замер.

Танк безмолвствовал.

— Вот, собственно, и все, — удовлетворенно пробормотал Лемм, но, покосившись на солдат, громко добавил: — Браво, унтер-офицер!

Цейгер вернулся. Обер-лейтенант пожал ему руку и обратился к солдатам:

— Унтер-офицер прав, сомнений больше нет. К тому же слепой танк в ловушке: лес надежно держит его здесь. — Лемм с удовольствием затянулся сигаретой. — Я остаюсь с вами. Успех вне сомнения. Стая гончих будет преследовать обложенного зверя. Грызите ему ноги, но не портите шкуру: он наш. Главное сейчас — терпение.

Команда разделилась на две группы и разошлась в разные концы обширной поляны.