Иван Головченко - Третья встреча

— Довольно, старуха, слезами горю не поможешь… А как же там, в городе? — обратился дядя к племяннику. — Грициха торговлю еще не развернула?

— Как раз собирается. И мне наказывала, чтоб в селах цены на продукты узнавал.

— Не человек — червь ненасытный. И когда уж она барахлом насытится? В могилу, что ли, собирается свои лохмотья забрать? Ну, да хватит перед обедом о Грицихе. Чтобы аппетита не портить. Стара, угощай гостя, чем богаты.

К ночи, видно, сорока на хвосте разнесла по селу весть о том, что приехал из города Ивченков сын. Когда с луга потянуло туманом и сыростью, ко двору Федора Коляды стали собираться соседи, родственники и просто знакомые. Всем хотелось послушать новости, забыли люди о газетах при новой власти.

Далеко от больших дорог затерялась среди лесов Яновщина. И хотя вокруг уже управляли старосты, здесь еще жила Советская власть. Люди, как и раньше, ходили в колхоз на работу и с тревогой ожидали завтрашнего дня. Фашистов видели здесь лишь тогда, когда проходил фронт, — больше новая власть сюда не показывалась. Носились разные слухи о новых порядках, и никто точно не ведал, где правда. Поэтому и собрались к Коляде послушать бывалого человека из города. А где у хороших людей обходится без чарки? Вот и выпили за здоровье гостя, за лучшие времена, за победу, а уж после и разговор пошел оживленнее.

Петр охотно отвечал на все вопросы, которыми засыпали его селяне: и о грабежах, и о вырубленных аллеях, и об убийствах, насилиях… Будто наяву увидели хлеборобы все эти бесчинства. Об одном лишь умолчал Петро: о том, как очутилось в его кармане полицейское удостоверение.

С того вечера односельчане Коляды стали собираться к хате старого Федора, как на молитву. Говорили о партизанах генерала Горы, появившихся в окрестных селах, советовались, как бы переправить заступникам народа хлеб нового урожая и скот…

Проходили дни. От нечего делать дядя принялся бондарничать, а тетя — трепать коноплю. Петро тоже не оставался без дела. Он или помогал старику гнуть обручи в пристройке, или ходил в лес за лещиной. Время от времени старики замечали, что племянник становится печальным и нелюдимым. Тогда они еще усерднее хлопотали возле него, пытаясь развеселить. Не догадывались, что в такие минуты он был далеко от них — в Черногорске, на Беевке, в небольшом домике Гриндюка.

Перед Октябрьскими праздниками Петро решил возвратиться в город.

— Снова к Грицихе? — угрюмо спросил Коляда.

— А то куда же?

— Ой, Петро, послушай меня, старого, не ходи к ней больше, оставайся у нас. Ведь собьет тебя с пути праведного старая прорва, рублем собьет. Ты ее еще не знаешь. Чует мое сердце, что к делу с тюрьмой она тоже руку приложила. Весь ее род испокон веков нечистый. Только добра тебе желаю, поэтому расскажу, что они за люди. Мы ведь когда-то соседями с ними были, потом породнились, так что я их хорошо узнал. Не люди, а волки настоящие, о наживе и барыше только и мечтали. Все хитрили, все обманывали людей и на этом богатели. Жила Грициха со своим братом Кириллом, пока не вышла замуж за какого-то вдовца из Черногорска, державшего магазин. А отец твой тут один остался. Попутала же нечистая сила мою младшую сестрицу Ольгу с ним связаться. Наверно, дольше прожила бы, да он ее живьем в могилу согнал. Мы, вишь, бедняки, еще деды-прадеды в долгах у Ивченков были. Не зря же нас и Колядами прозвали. А бедного всякий обидит, кому не лень. Кирилл Ивченко никогда не ленился. Как только не глумился он над твоей матерью: и мокрыми вожжами ее бил, и из хаты на мороз нагую выгонял, и за косы по улице таскал… Мы уж и просили, и уговаривали его, да где там! А власть наша тогда слабенькая была, не у кого защиты просить. Скоро, правда, и на Кирилла погибель нашлась. В двадцать девятом стали создавать колхозы. Вот тогда и решил он кулацкий бунт поднять. Но его свои же селяне связали и передали уполномоченному по области Герасиму Гриндюку… Казалось бы, для Ольги солнце взошло… Взойти-то оно взошло, да только ненадолго. То ли отбил что-то Кирилл у нее в груди, то ли в изувеченное тело хвороба вселилась, только стала Ольга кровавым кашлем задыхаться и как свеча таять. Видели все, что смерть у нее уже за плечами стоит. Не успела она и глаз сомкнуть, как черной вороной прилетела из города Грициха. Все барахло заграбастала — не пропадать же, мол, братниному добру. А чтобы глаза всем замылить, тебя забрала. Хотел я возразить, да сельсовет за Грициху горой встал, — ребенка, мол, бездетной надо отдать. Вот так ты и очутился в Черногорске. Давно уже я собирался тебе об этом рассказать, все случая удобного не было. Да и побаивался: поймешь ли ты меня? А теперь ты взрослый, понимай, как знаешь…