«Да какая разница?» – теперь ему все стало как-то безразлично. Абсолютно все. Даже собственная жизнь. Грань между жизнью и смертью, ощущение и понимание которой заставляет человека цепляться за жизнь, уже была стерта. И теперь он не боялся перейти эту грань. Ведь все, кого он знал, с кем он был последнее время, кто окружал его, уже перешли ее до него. Все они были уже по ту сторону, все они были мертвы.
Они ушли и оставили его один на один с ужасом, царившим вокруг. Он был последний.
«Почему последний, почему его не убили первым?»
Рассудок на мгновение вернулся к нему, и он вдруг понял, что все из-за майки.
Он был в одной майке. Его куртка с погонами старшего сержанта была где-то брошена, и никто из «духов» так и не понял, что он был заместителем командира этого взвода. Иначе они убили бы его вслед за лейтенантом. Но в их глазах он был всего лишь жалким и обоссанным «чмошником», в потной майке, в мокрых и грязных камуфлированных штанах. Поэтому его не убили сразу. Вначале его хотели оставить в живых: такой жалкий был у него вид. Оставить в живых, взять с собой и водить по горам как образец трусости, но в последний момент, жажда крови и пропавшее желание возиться с ним, решили его судьбу.
«А ведь все уже ушли. Они ушли туда, где нет этих жутких людей. Они уже не боятся их, не молят о пощаде, не унижаются перед ними. Этот кошмар для них уже закончился. И все они сейчас лежат спокойные, и уже совсем ничего не боятся, и им даже не холодно. Им, наверное, хорошо там, куда они ушли. А я все еще здесь, и всё ещё боюсь.
Боюсь?
Нет. Нет, я уже ничего не боюсь. Я не боюсь, ни этих людей, ни того, что они делают. Потому что я знаю, как их обмануть. Я знаю, что нужно делать: я сбегу к своему взводу. Да, я уйду к нему. Я тоже умру, и тогда уже не буду бояться ничего. И весь этот ужас наконец-то закончится. Там будет хорошо. По крайней мере, там будет не так страшно, как здесь, там будет спокойно. Ведь они все уже спокойные, – обессиленным и уже безразличным взглядом «Замок» смотрел на трупы солдат, – Только как умереть, чтобы без боли, быстро?»
Он перестал видеть. Страх лишил его зрения. Вокруг него сгустилась тьма, как будто кто-то выключил день. Но его это уже не пугало. Мысли путались, из памяти начинали выплывать какие-то смутные картины из его жизни. Он постепенно уходил от реальности.
Бородач, закончив расправу над очередным бойцом, посмотрел на маленького, худого моджахеда, державшего ногу на голове пленного солдата. Он давно обратил на него внимание.
Бородач видел, как тот смотрит на него. С каким восторгом и завистью. Он знал таких людей, маленьких, трусоватых, подлых. Они, забитые, никому не нужные и всеми презираемые, каким-то чудесным образом вдруг получив привилегии или власть, становятся кровожадными и беспощадными тиранами, вымещая на подвластных им тот страх и те унижения, которые им самим приходилось когда-то испытать. Особенно же им нравится вымещать свою злобу на более сильных, чем они, людях, видя их беспомощность, страх и мучения. Они получают от этого удовлетворение. Неописуемое удовлетворение, сродни сексуальному.
Но вместе с тем, они становятся по-собачьи преданны тем людям, которые дают им преимущество перед другими. эти привилегии и власть. Они готовы угождать своим хозяевам во всем, выполнять любую их команду. Они становятся самыми управляемыми рабами, боготворящими хозяина и безмерно гордящимися этой своей рабской участью. Раб, получивший власть над другими рабами, становится еще большим тираном, чем его хозяин, а значит, хозяин может положиться на него в деле усмирения остальных рабов.
«Хороший пес», – Бородач подошел к худому, хитро ухмыляясь, посмотрел на него и протянул свой нож.
– На. Сделай это.
Худой посмотрел на Бородача, потом на нож. Он сперва даже обрадовался такой неожиданной чести, которой удостоил его Бородач, и уже протянул было руку за ножом, но взгляд худого упал на лежащего под его ногами пленного солдата, и он отдернул руку.
Он смотрел на распластанное под своими ногами, содрогающееся от дикого, животного страха тело живого еще человека. И сейчас он должен вогнать в это тело нож, почувствовать, как сталь входит в его тело, режет, рвет его плоть, ощутить своей рукой, как убиваемый им, тщетно цепляясь за уходящую жизнь, бьется в конвульсиях, увидеть, как его кровь пенится на руках, держащих нож, и от этой крови будет исходить запах убитого им человека. Запах его тела, его липкого пота. Запах смерти. Он ощутил этот запах физически и испугался. Он не был готов к этому.
Читать дальше