Валерий Кормилицын - Держава. Том 3

В музыке звучала надежда… Звучала жизнь…

Глеб вспомнил Натали… Её жёлтые глаза… И чтоб увидеть их ещё раз хрипел что-то неразборчивое… Как и другие. Без устали круша штыком человечью плоть… Плоть ненавистного врага…Он полностью познал – что такое ненависть… Что такое – жизнь… И что такое – смерть…

Японцы, столкнувшись с яростным безумием, вначале растерялись, потом стали отходить и, наконец, побежали.

Полк пробился из окружения.

Японцы не решились преследовать этих окровавленных, обезумевших людей, умиравших и убивавших под томные звуки какого-то русского вальса…

– Кусков, живой? – постепенно начал приходить в себя Глеб. – А где Ковзик? – осёкся, увидев как тот, шатаясь от напряжения, тащил на плечах Фигнера. – Давай помогу. Он ранен?

– Уйди! Сам справлюсь..,– с трудом переставляя ноги, нёс на себе товарища, голова которого безвольно моталась на расслабленной шее, а открытые глаза глядели уже в пустую бесконечность…

И то ли здесь, на земле.., в густом сером дыму, то ли где-то там, в небе, в синей его выси, Глеб услышал звуки вальса. А может, он звучал у него в голове… Или в сердце… Или в напряжённых нервах…

Мандаринскую дорогу запрудили отступающие войска и обозы.

Скинув с артиллерийской запряжки, которую катили шесть коней-тяжеловесов, какие-то вещи, Ковзик устроил на ней тело погибшего друга, и, держа в руке наган с пустым барабаном, мрачно шёл рядом, не обращая внимания на шум, гам, сутолоку, ругань и крики повозочных.

По мёрзлой, с вытоптанным снегом земле, с краю дороги, потоком текла пехота. В стороне от них, на измотанных тощих лошадях, безо всякого строя, шли эскадроны и сотни.

Следом за артиллерийской упряжкой, чуть позади Ковзика, цепляясь ногами за камни и выбоины, брели Рубанов с Кусковым.

Глеб, сжав зубы, наблюдал, как подъесаул заботливо поправляет одеяло, коим укрыл друга. И вдруг увидел повозку с намалёванным красным крестом, и на ней Натали.

Сначала подумал, что это морок: «Не можем мы вот так неожиданно встретиться?!» А в голове вдруг раздались звуки вальса, что выдувал духовой оркестр из семи музыкантов.

Натали, как ему показалось – нереально плавно и замедленно выбралась из повозки и, глядя сухими, воспалёнными от бессонницы глазами, как-то неуверенно побежала к артиллерийской упряжке с укрытым одеялом телом.

– Ранен? – ровным, безмерно уставшим голосом спросила у Глеба, не выказав удивления от встречи.

И на отрицательное покачивание головой, с дрожью произнесла:

– Кто? – Хотя и сама уже догадалась, видя оставшихся в живых казаков.

– Димка Фигнер, – зашмыгал носом Кусков.

Подойдя к убитому, Натали жалостливо погладила давно остывшее тело.

Ковзик не обратил на неё внимания, как не обращал внимания на грохот и шум, будто на всей дороге были только он и его погибший друг.

Скрывая даже от себя неуместную в данный момент радость, Глеб осторожно взял Натали под локоток и немного отстал от артиллерийской упряжки.

Растерявшись и не зная с чего начать разговор, вспомнил о собаке.

– Натали, что-то я не вижу Ильму? – с удовольствием ощутил у засаленного своего полушубка женскую руку, подумав, что жизнь продолжается, если рядом любимая девушка. В том и заключается парадокс, что именно за это чувство он и убивал под звуки вальса «Ожидание».

«Как они с Акимом в первую встречу всегда оригинально одеты», – покосилась на драные сапоги и с вылезшим мехом папаху. – Ильма поймала зайца и пошла на кухню, распорядиться, чтоб приготовили: «Боже, что я говорю… Или просто счастлива его видеть?» – Я её отмыла после пребывания в вашем полку и откормила… Не узнаешь псину, – затараторила, отчего-то тоже застеснявшись… – У меня раненый на подводе, мне пора, – с некоторым усилием высвободила руку. – Позже увидимся, – помахала обернувшемуся к ним Кускову и пошла к санитарной двуколке.

– Японовская земля… То – яма, то – канава, – морщась от боли, встретил её раненый. – Сестричка, дай попить, – попросил её.

Держа кружку у губ раненого, она подумала, что при встрече с Глебом сердце так не колотится, как при встрече с Акимом.

Не долечившийся от ран генерал Мищенко вновь вступил в командование Западным конным отрядом, с трудом формируя боевую единицу из полков, разбросанных по всему Маньчжурскому фронту.

И тут пришла новость, что в далёком Петербурге император собрал военный совет из генералов: Драгомирова, Гродекова, Роопа для решения вопроса о командующем.