Валерий Кормилицын - Держава. Том 3

Поглазев на сердешного, жандармский офицер задерживать его не решился, рассудив: «Такая вонь в газетах подымется, что даже директор Департамента полиции задохнуться может, не говоря уже о начальнике штаба отдельного корпуса жандармов».

Николай Второй, к которому приравнивал Ленина Плеханов, издал в феврале три документа.

«Именной Высочайший указ Правительствующему Сенату, 1905, февраля 18-го.

В неустанном попечении об усовершенствовании государственного благоустройства и улучшении народного благосостояния Империи Российской, признали Мы за благо облегчить всем Нашим верным подданным, радеющим об общей пользе и нуждах государственных, возможность быть Нами услышанными».

Этим указом император предоставил населению «право частной законодательной инициативы по вопросам усовершенствования государственного строя и улучшения народного благосостояния».

Указ вызвал огромный поток писем от всех слоёв населения. И многие из писем, лично Николаем прочитанные, легли в основу его рескриптов по управлению государством.

Также император подписал рескрипт на имя министра внутренних дел Булыгина, в котором говорилось: «Я намерился привлекать достойнейших, доверием народа облечённых, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждению законодательных предположений».

Размышляя о словно по чьей-то команде начавшихся в стране беспорядках: забастовки в городах и сожжённые усадьбы в сельских районах, император думал, как умиротворить народ и прекратить начавшиеся бунты и стачки.

«Если, как мне докладывают, эсеры призывают крестьян грабить поместья, а революционеры всех мастей нацеливают народ на свержение монархии, то почему власть не может обратиться к патриотам своей державы и просто здравомыслящим людям с воззванием – встать на защиту родины и уберечь её от крови и распада…», издал манифест с призывом к «благомыслящим» слоям населения объединиться вокруг престола в борьбе со «смутой и крамолой».

* * *

Особо не задумываясь о событиях в европейской России, Маньчжурская армия жила своей жизнью.

В начале февраля, уютно расположившись, по военным меркам конечно, в рукотворной землянке, молодые офицеры конного отряда Мищенко с неописуемым наслаждением угощались смирновской водкой, мужественно доставленной из самой Москвы «вольнопёром» с университетским значком на груди – Олегом Владимировичем Кусковым.

– Благодаря цветку из букета великой княгини, все экзамены сдал на отлично, и, к ужасу профессоров и радости дядюшки, по его протекции, осенью прошлого года поступил вольноопределяющимся в твой полк, Глеб Максимович.

– Глеб, ты что, уже командир полка? – добродушно выпустил дым из трубки «партизан» Фигнер.

– К сожалению, пока хорунжий, господин подъесаул.

– А всё потому, что в гвардию служить не пошёл, – дурачась, выставил плечо с погоном Фигнер. – Четыре звёздочки, что означает чин штабс-ротмистра, а у казаков – подъесаула. А ведь на войну из своего лейб-гвардии уланского полка пошёл корнетом, поменяв, правда, на хорунжего. А как известно даже вольнопёрам – гвардейский чин на порядок выше армейского. Так что должен был сотником пойти – поручиком значит.

– Да понял, понял, господа. Но так как в штабах бардак и неразбериха, то переходили в младших чинах. Зато теперь справедливость восстановлена… И даже с лихвой, ибо получили заслуженное продвижение в чинах. Вот в гвардию после войны пойдёте, опять по звёздочке потеряете, – погладил сидевшую у ног грязную, худющую, со свалявшейся шерстью борзую. – Мой брат уже в Рубановке, а из штаба пришёл приказ, что ему жалован чин армейского штабс-капитана.

Когда-то благородная псина, выпрашивая есть, умильно заглядывала в глаза, молотя при этом хвостом по земляному полу.

– Эх, Ильма, какой дурак тебя привёз сюда из России?! – кинул ей кусок хлеба Глеб, щедро макнув перед этим в банку с тушёнкой.

– Какой-нибудь гвардейский офицерик думал, что едет сюда развлекаться на охоте, – угостил собаку тушёнкой Фигнер. – Видимо, сам сделался для японцев дичью, коли собака без призора осталась.

– Да что собака, великий князь Сергей Александрович дичью стал. В самом центре государства, в Московском Кремле, среди древних духовных святынь взорвали командующего войсками Московского военного округа. Главное его стремление было поднять древнерусскую столицу как исконно русский центр… Выпьем за Георгиевского кавалера и патриота, господа.