Кашенцев Кашенцев - Волки и шакалы

Встретившись в очередной раз с Патимат, которая была также не равнодушна к красивому молодому человеку, он уговорил ее уехать с ним. Бежали они вечером, когда все уснули, ночью перешли Терек, который уже на глазах наливался мощью. Утро встретило туманом, брызгами разбушевавшейся реки. Водная преграда создала непроходимую преграду для возможной погони. Беглецы двигались медленно, далеко обходя казачьи станицы. Хотя война и революция выкосили мужское население селений, все равно горцу можно было ожидать пулю в спину. Миновали Шелковскую, дальше пошли менее обжитые места, камыши все чаще поднимали свои кисточки, скрывая с головой всадника в седле, все чаще приходилось идти по щиколотку в воде. Попадались и мелкие речушки, тогда приходилось долго искать брод. Встречались стада диких свиней, разрывающих землю в поисках сладких молодых корешков камыша – пикулей, они неохотно уступали дорогу путникам. Тогда Ахмед доставал из кобуры обрез винтовки и был настороже: хозяин стада, обычно крупный секач, мог и напасть, защищая свой гарем. Собаки глухо рычали, закрывая своими телами человека. Но обходилось – видимо, у них еще не настал брачный период. Попадались и деревни староверов – они никого не признавали, их дворы встречали свирепым лаем собак и наглухо закрытыми воротами. В обед, когда солнце поднялось в зенит, Ахмед завел лошадь в густые заросли и, найдя полянку, снял с лошади невесту, ослабил подпругу, подвесил на морду торбу с зерном, потом расстелил на траве бурку, достал из переметных сум коврики для молитвы и вместе с Патимат обратился к Аллаху, прося милости за свой поступок. Быстро пообедав сушеным мясом и сыром, через полчаса вновь двинулись в путь. К вечеру заросли камыша сгустились до того, что по тропе мог пройти только один человек, под ногами также чавкала вода. Сапоги давно уже промокли и весили по пуду каждый. Горец надеялся найти хоть какую-нибудь прогалину для отдыха. Наконец он остановил свой маленький караван, достал острый кинжал, начал вырубать вокруг камыш, складывая его в центр, вскоре образовался мощный настил. Ахмед снял Патимат с лошади, расседлал уставшее животное, снял потник и расстелил его поверх камышового настила, женщина тем временем разложила нехитрую еду на расстеленном белом полотенце.

– Я вижу, ты огорчена тем, что пришлось вот так покинуть семью. Поверь, что мне тоже горько – мы нарушили волю отцов, и в этом нет нам прощения, одно утешает – мы вместе, – грустно произнес молодой человек.

После этих слов глаза Патимат налились слезами. Горец, утешая, обнял ее за плечи, женщина доверчиво прижалась к его груди.

– Ничего, здесь глухие места, равнины, полные непуганой дичи, а реки кишат рыбой. Найдем подходящее место, построим хату, кошару, родишь мне двоих сыновей, тогда, может, родители и простят нас.

Рискуя тем, что его увидят с другого берега, Азагоев решил развести костер на вырубленной поляне – необходимо было немного обсушиться. Нарубив еще камыша, он развел небольшой огонь, снял сапоги, отжал носки, повесил рядом с костром, потом они с Патимат поужинали. Тем временем ночь вступила в свои права – небо высветилось миллиардами звезд, взошедшая полная луна отбрасывала причудливые тени.

Девушка легла на потник, укрылась буркой, в темноте влажно, призывно блестели её глаза. Горец лег рядом, и тела слились в любовных ласках. Но первая брачная ночь была прервана приходом незваных гостей – первой поднялась собака по кличке Вайнах, повела обрубками ушей, шерсть на загривке вздыбилась, из горла вырвался глухой рык, потом поднялась вторая – Каз. Услышав предупреждение, Ахмед выскочил и стал поспешно одеваться. Патимат встревоженно села, прикрываясь буркой. В ночи вначале раздался жалобный плач ребенка, потом смех, следом как будто кто-то захлопал в ладоши, причем звуки раздавались с разных сторон.

– Кто это? – со страхом спросила женщина.

– Не бойся, я с тобой, – успокоил горец, заряжая кремневое ружье. – Шакалы нас не тронут, боятся, а овцу утащить собаки не дадут.

Забытый костер слабо светился в темноте, он бросил в него охапку камыша, но потухший огонь не желал разгораться – только дымил. Среди камыша показалась пара светящихся точек – глаза, потом еще. Собаки разделились – одна встала сзади стада, другая спереди. Горец нажал на курок – хлесткий выстрел и сноп огня из ствола разорвали ночь. В той стороне послышался скулеж, потом возня, на время все стихло, потом шакалы вновь начали свой концерт. Наконец огонь взял свое – пламя взметнулось ввысь, но камыш прогорел быстро – пришлось опять его рубить. Вновь зарядив ружье, Азагоев положил жену спать, сам же решил охранять ее сон. Пришлось еще два раза стрелять, под конец он заснул, опершись о ружье, проснулся от того, что собаки сцепились с шакалами – комок шерсти катался рядом со стадом, еще одна тень метнулась к баранам. Горец вновь выстрелил, зверь заскулил, подпрыгнул и свалился замертво в воду. Между тем собака одолела своего противника, разорвала живот и стала поедать еще теплое мясо, вторым убитым из ружья животным занялась другая собака – они были приучены добывать себе еду сами.