– Подавлял восстание.
– А что за восстание? Никогда не слышал, – вылупил глаза Мишка.
– Как же, было такое, – подтвердил вахмистр. – При Императоре Александре Николаевиче.
Стали набирать в армию очередных рекрутов, а поляки взбунтовались. Создали под Варшавой несколько отрядов, вооружились и пошло-поехало. Принялись нападать на наши гарнизоны, убивать офицеров и солдат. Потом к ним пришли добровольцы из европ, получилось войско тысяч на пятьдесят.
Ну, наши им и дали, разгромили в пух и прах. Зачинщиков повесили, многих отправили Сибирь, а остальным всыпали шпицрутенов*, что б было неповадно.
– И бунтовали они не в первый раз, – добавил молодой улан, оказавшийся из студентов. – В одна тысяча восемьсот тридцатом шляхта*, желая отделиться от России, устроила покушение на цесаревича Константина* в Варшаве, а когда не удалось, призвало к восстанию польские полки, частично ее поддержавшие.
Они составили пятьдесят тысяч пехоты, восемнадцать – кавалерии и три тысячи волонтеров при двух сотнях орудий. Война длилась почти год, наши войска разбили мятежников, оставшиеся в живых бежали в Австрию и Пруссию.
– Вот я и говорю, поганый они народ, – сказал Ефим. – Изменщики да предатели.
Потом разговор зашел о видах на урожай, ценах на хлеб и другом, бывшем для Мишки неинтересным. Он посидел для блезиру* еще минут пять, а затем потихоньку вышел.
Отец с Шевичем и поручиком сидели в его кабинете, играя в преферанс. Перед ними на столе стояла открытая бутылка шустовского коньяка и три рюмки, в воздухе витал табачный дым.
– Здравствуйте, господа, – поприветствовал офицеров гимназист.
– Здравствуй Миша, – поднял от карт глаза Шевич, а поручик улыбнулся, – бонжур.
– Как идут дела с Вороном? – сделал очередную взятку отец.
– Неплохо, папа, сегодня освоили все три аллюра.
– Добро, – бормотнул тот, и игра продолжилась.
Мишка, присев на свободный стул немного понаблюдал, а затем ушел на жилую половину. Там у него была своя комнатка с диваном и всем необходимым, на стене висели казачья шашка и дареный винчестер.
Сняв его, достал из небольшого сундучка принадлежности для чистки, неспешно разобрал. Винтовка была с лакированной ложей, трубчатым магазином на семь патронов и рычажным взводом. Для начала, смочив веретенным маслом шомпол, Мишка протер ствол, затем перешел к остальному.
Когда спустя час, лежа на диване, он листал свежий номер «Нивы» с иллюстрациями, со стороны отцовского кабинета донеслись звуки гитары и приятный баритон
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые…
грустно выводил поручик.
– Не иначе проигрался, подумал Мишка, отложил журнал в сторону и погрузился в сон.
Утром в направлении степи следовала кавалькада: впереди две пролетки, с управляющим, офицерами и гимназистом, сзади, верхами, Ефим с уланами.
Степь алмазно блестела росой, воздух пьянил, на востоке вставало солнце.
Лошадиный, в полтораста голов табун, теперь пасся на версту дальше, в травянистой широкой низине с небольшим, подернутым туманом, озером. Рядом имелся загон из жердей, стояла выцветшая брезентовая палатка, рядом на приколе три поджарые лошадки.
Подъехали, господа вышли из пролеток, остальные спешились. Табунщики шуганули двух подбежавших лохматых овчаров*, старший снял баранью шапку.
– Значит так Матвей, – подошел к нему управляющий. – Отловите десять гнедых кобыл и пару таких же жеребцов. Все трехлетки.
– Понял, барин (вернул обратно) и обернулся к остальным. – За дело ребята.
Те быстро отвязали лошадей, вскочив в седла, гикнули и понеслись к табуну.
Спустя пару часов в загоне беспокойно фуркали и вертелись, пойманные арканами и придирчиво осмотренные офицерами кони. Двух при этом заменили, посчитав мелковатыми, с чем управляющий, немного поспорив, согласился.
Когда трехлетки остыли и успокоились, их выпустили из загона, уланы, окружив группу, погнали ее в сторону завода. Шевич дал табунщикам на водку, господа погрузились в пролетки и покатили вслед.
Когда степь закончилась, небольшой табун запылил по дороге, а пролетки въехали в ворота. Перед конторой все выгрузились, управляющий с офицерами прошли в его кабинет. Там штабс-ротмистр, достав из кармана бумажник, отсчитал Поспелову две тысячи рублей кредитными билетами* с двуглавым орлом, а тот выдал ему расписку на покупку. Затем все вместе вышли во двор, попрощались, ремонтеры уселись в повозку, и та выкатила с завода.
Читать дальше