Концентрация войск в центре должна была компенсироваться подключением довольно большого числа подразделений союзников, которые наряду с финским фронтом использовались преимущественно в группе армий «Юг». Гитлер был невысокого мнения о венгерских и румынских войсках, но тем не менее они должны были сковать размещенные на Украине подразделения Красной армии и вместе с 6-й армией и первой танковой группой разбить их западнее Днепра, чтобы обеспечить в дальнейшем продвижение вплоть до нефтепромыслов Кавказа. Этот южный фланг германских войск был ослаблен еще до начала наступления, поскольку Гитлер после военного путча в Белграде принял решение покончить с сомнительным югославским нейтралитетом и, напав на Грецию, полностью вытеснить британцев из Юго-Восточной Европы. Для этого пришлось снять с фронта целую армию, которую, кстати сказать, должна была поддерживать румынская группа армий Антонеску {499} 499 Müller, An der Seite der Wehrmacht, S. 56.
. Эти отправленные 6 апреля 1941 г. на Балканы подразделения не вернулись на румынский фронт после такого крюка, а если и вернулись, то с опозданием и в плохом состоянии.
Чтобы не дать ослабнуть шоку, вызванному нападением, и ускорить крах советского режима, предписывалось при помощи самых жестоких мер подавлять любые проявления сопротивления со стороны населения, уничтожать коммунистическую правящую элиту и истреблять еврейскую интеллигенцию. Этот поход должен был стать по воле Гитлера войной, нацеленной на уничтожение и выкачивание ресурсов побежденной страны, что означало усиление и радикализацию существовавшей прежде германской военной стратегии, и это приветствовалось военным командованием, несмотря на некоторые опасения. Военная концепция вообще-то еще не вызрела до конца и была такой же противоречивой, как и сам план операции, задуманный Гальдером. В то время как Розенберг продолжал колдовать над своими старыми планами переделки мира, а Геббельс — болтать об «истинном социализме», которым он хотел осчастливить Россию, Гитлер все больше осознавал риск отказа от старой модели военной интервенции. Приняв решение уничтожить не только Советский Союз и большевистскую систему, но и русскую душу, он спровоцировал начало тотальной войны и поставил на карту все, включая судьбу собственного режима.
Геббельс о беседе с Гитлером 16 июня 1941 г.:
«В России царизм не будет восстановлен, а станет развиваться истинный социализм вопреки еврейскому большевизму. Каждый старый член нашей партии получает огромное моральное удовлетворение от того, что он сможет увидеть это собственными глазами. Сближение с Россией легло пятном на наш рыцарский щит. Сейчас мы смываем его. То, против чего мы сражались всю нашу жизнь, сейчас будет уничтожено. Я говорю это фюреру, и он полностью со мной согласен. […] Фюрер говорит: правы мы или нет, но мы должны победить. Это наш единственный путь. И он — правильный, нравственный и неизбежный. А когда мы победим, некому будет спросить нас о наших методах. На нас и так уже лежит столько вины, что мы просто обязаны победить, иначе весь наш народ и мы, стоящие во главе его, будем стерты с лица земли» {500} 500 Fröhlich (Hg.), Goebbels, Teil 1, Bd. 4, S. 696 (16.6.1941).
.
Армии Гитлера с соблюдением строжайшей секретности начали стратегическое сосредоточение и развертывание на Востоке, а Сталин, несмотря на многочисленные предупреждения своей разведки, разрешал до последней минуты пропускать через германскую границу грузы военного назначения. Еще в мае он проигнорировал предложения Генштаба встретить превентивным ударом становившуюся все явственнее концентрацию германских войск {501} 501 Kellerhoff, Angriff.
. Это была та «любезная услуга», которой Гитлер только и ждал, потому что вермахт уже был готов отразить такое нападение и разбить противника там, где на Висле и в Мазурских болотах в ходе битв 1914 и 1920 гг. появились братские могилы русских солдат. Даже с политической точки зрения такой самоубийственный удар Красной армии стал бы большим подарком, ведь тогда намного проще было бы преподнести войну против СССР как в самой Германии, так и за рубежом и начать этот поход сразу же с победы в гигантском оборонительном сражении. Но Сталин, в отличие от Гитлера, не был азартным игроком и владел искусством выжидания. Кроме того, он, вероятно, не верил в то, что Гитлер вопреки своим твердым убеждениям сможет начать войну на два фронта. Тем больший шок испытал Сталин, когда ему стало понятно, что предпринятое утром 22 июня 1941 г. наступление германских войск было началом широкомасштабной захватнической войны.
Читать дальше