Андре Мальро - Надежда

Гарсиа поднялся с кресла, подошел к Маньену, его остроконечные уши четко вырисовывались в свете настольной лампы.

— Для меня, господин Маньен, вопрос стоит просто: народное движение , как наше, или революция или даже восстание, удерживают свои завоевания только с помощью методов, противоположных тем средствам борьбы, которые обеспечили им первую победу. Иногда нужно действовать и вопреки чувствам. Подумайте об этом, исходя из вашего собственного опыта. Ибо я сомневаюсь, чтобы вы создали свою эскадрилью на основе одного только братства.

Апокалипсис хочет всего, сразу; решимость добивается малого — медленно и с трудом. Опасность в том, что в каждом человеке живет тяга к Апокалипсису. А в борьбе эта тяга неминуемо приводит к поражению и по весьма простой причине: в самой природе Апокалипсиса нет будущего.

Даже когда он уверяет, что оно у него есть.

Он спрятал трубку в карман и грустно сказал:

— Наше скромное назначение, господин Маньен, — организовать Апокалипсис.

Гарсиа, выставив вперед трубку и нос, собирался войти в помещение, где прежде была сапожная мастерская, а теперь находился один из толедских командных пунктов.

Справа от двери была наклеена крупноформатная фотография, вырезанная из иллюстрированного журнала: заложники, которых фашисты увели в Алькасар и о безопасности которых надо будет позаботиться, когда республиканцы начнут штурмовать подземелья. «Супруга такого-то… дочь такого-то… малолетний сын такого-то…» Словно бойцы во время боя смогут припомнить все эти лица. Гарсиа вошел. После яркого солнца, поливавшего голые спины и мексиканские шляпы, темнота показалась ему непроглядной.

— Батарея жарит по нашим! — орал кто-то.

— Какая еще батарея, Негус?

— Наша.

— Я сказал по телефону: «Вы даете сплошные недолеты!» Офицер ответил: «Мне осточертело бить по своим! Вот и меняю прицел».

— Это вызов священнейшим принципам цивилизации, — произнес голос, весьма аффектированный и с очень заметным французским выговором.

— Одним предателем больше , — проговорил не так громко, голосом, усталым и ожесточенным одновременно, капитан, лицо которого Гарсиа уже почти мог разглядеть.

Капитан повернулся к какому-то лейтенанту:

— Возьмите два десятка людей, пулемет, и живым духом туда. — Затем повернулся к секретарю: — Поставьте в известность полковника.

— К этому, с батареи, — сказал Негус, — я отправил троих ребят, посчитаться.

— Да я ведь его уже отстранил, чего вы хотите, если бы ФАИ не вернула его обратно…

Конца Гарсиа не расслышал. Хотя здесь было далеко не так шумно, как на улице. Взрывы периодически дробили «Полет валькирий», гремевший из радиорупора на площади. Гарсиа притерпелся к полумраку и теперь видел ясно капитана Эрнандеса: капитан походил на испанских королей со знаменитых портретов, которые, в свою очередь, все как один похожи на Карла V в молодости; смутно поблескивали золотые звезды у него на комбинезоне. На стене у него за спиной постепенно вырисовывались правильной формы пятна, окружавшие его фигуру, подобно тому как короткие лучики окружают изваяния некоторых испанских святых: то были подметки и колодки. Их так и не вынесли из мастерской. Рядом с капитаном сидел Сильс, барселонец, один из анархистских функционеров.

Наконец взгляд Эрнандеса обнаружил Гарсиа, тот улыбнулся, зажав трубку в углу рта.

— Майор Гарсиа? Мне звонили из разведки.

Эрнандес пожал Гарсиа руку, они вместе вышли на улицу.

— Что вы собираетесь делать?

— Побыть при вас несколько часов, если позволите. А там видно будет…

— Я направляюсь в Санта-Крус. Попытаемся подвести динамит под корпуса военного губернаторства.

— Я с вами.

Негус, шедший следом за ними, поглядывал на Гарсиа с приязнью: наконец-то из Мадрида прислали человека, у которого хоть морда симпатичная. Уши потешные, крепыш, и вид не слишком буржуйский: Гарсиа надел кожаную куртку. Рядом с Негусом шагал, жестикулируя, хрящеватый тип с седой шевелюрой в романтическом беспорядке, на нем была чесучовая тужурка, галифе и сапоги: капитан Мерсери, которого Маньен послал в военное министерство, а оттуда его откомандировали в распоряжение военного коменданта Толедо.

— Товарищ Эрнандес, — крикнул кто-то из мастерской, — звонит лейтенант Ларрета, говорит, командир батареи слинял.

— Пусть займет его место.