Константин Леонтьев - Ваня, едем в Сталинград

В начале октября сорок первого их битым, на десять раз переформированным, перетасованным частям сунули под Спас-Деменском в помощь городское ополчение. Тогда-то и появился этот Саша-Сережа, пристал к их расчету, как домашний гусь к диким сородичам. Никто его не приветил, но и не погнал – не до того было. Все с тошным чувством страха готовились и ждали боя, который мог начаться в любую минуту, были отравлены этим ожиданием, ежеминутно смотрели на небо, более всего опасаясь авианалета, и даже не обратили поначалу внимания на свежеиспеченного помощника.

Незадолго до этого к ним на позиции подтянулись остатки последних отводимых частей. Бойцы, особенно легкораненые, наспех перебинтованные, просили воды, жадно присасывались к фляжкам, напившись, тут же просили закурить; говорили, что между ними и немцами теперь никого больше нет.

Одному словоохотливому пехотинцу с белорусским говором Иван протянул только что скрученную и прикуренную самокрутку. Пехотинец, молодой паренек, в каске явно большего размера, чем нужно, благодарно принял ее, присел на корточки и с жадностью начал глотать дым, затягиваться через каждые несколько слов. Самокрутку он держал по-особенному, щепотью, и казалось, что при каждой затяжке он целует кончики своих пальцев.

Пехотинец сообщил, что немцев идет тьма, танков – не счесть! Но их лоб хорошо причесали наши танки – пара десятков неожиданно появившихся машин с двумя КВ во главе. Они взялись, как ниоткуда, развернулись в боевой порядок и на всех парах помчались на сближение с немцами. Грохотало, будь здоров! Видимо, поэтому, сделал вывод пехотинец, гады притормозили – перевести дух, перегруппироваться для броска на город, иначе давно бы уже здесь были!

– Не наши танки, вы бы и окопаться толком не успели, и нам бы усяму полку там хана пришла нынче, ног не дали бы понесци! Мы же все расстреляли начисто! Патрончика цэлага няма! А немцы следом прут, наседают! Як волки режут, кто отстал! Первый полк с дивизии, кажут, в «котел» так и угодил!

– А где танки-то наши? – перебил Иван словоохотливого пехотинца.

Вопрос Ивана точно удивил того. Некоторое время пехотинец соображал, потом ответил неуверенно и виновато:

– Не ведаю. Все, кажись, там засталися…

Тут-то и объявился этот Саша-Сережа, представился, точно только его и ждали, подсуетился в помощь, закипел от усердия. Одет он был в серую толстовку, тесный пиджачок, галифе, из карманов которых, придавая ему забулдыжный вид, торчало по бутылке с зажигательной смесью, и щегольские сапоги в гармошку.

«Явился на войну, как на танцы», – неприязненно отметил про себя тогда Иван.

Все это Саша-Сережа немедленно и безжалостно извозил в земле и глине. Пиджачок он вскоре скинул, потому что взопрел. С мокрой полосы на спине над толстовкой начал подниматься легкий пар, но вида усталости парень не показывал. Пользуясь, что никто не затыкает ему рот, болтал без умолку.

Даже ныне, спустя столько лет, вспомнить его нехитрую биографию труда не составило. А может, и Иван Петрович не исключал этого, что-то подмешалось к ней от историй других таких же парней. Не так уж это теперь важно.

Прежде всего Саша-Сережа сообщил, что он детдомовец, что кончил «семилетку» и сейчас в техникуме. Сказал, что годков ему шестнадцать, но вот-вот уже скоро, через месяц, семнадцать будет.

В военкомате, куда он сунулся добровольцем, ему отказали, даже по шее чуть не дали, чтобы не лез, время не отнимал. Тогда он документы подправил и в ополчение подался, а там толком никто и проверять не стал – сунули бутылки с горючкой, объяснили, как и куда их бросать по танку, и в строй! Просил он очень пулемет, потому что видел, как с полуторки выгружали для ополченцев несколько пулеметов, или хотя бы винтовку – не дали! И даже слушать не захотели, что он нормативы в технаре на отлично все сдал, а по стрельбе вообще лучше всех – из боевой винтовки пятьдесят семь очков выбил! Ему значок полагался «Ворошиловского стрелка». Просто в наличии их не было, не хватило. Зато часами премировали.

Часы немедленно были всем представлены на обозрение как доказательство его слов.

– Трындишь ты, похоже, «стрелок», – не стерпел Иван. – «Котлы», значит, дали, а значка не хватило!

– Да я клянусь! Зуб даю! – взвился Саша-Сережа.

– Ну-ну, тише! Побожись ещё! – осадил его Иван. – Ты тут сейчас не только зуба можешь лишиться!

Когда основная и запасные позиции были подготовлены и разрешили перекур, Саша-Сережа вдруг куда-то отпал и потерялся. Впрочем, вскоре обнаружился. Выяснилось, что он спустился к пехоте в окопы и пошел по цепи предлагать свои наградные часы в обмен на винтовку. Обмен закончился тем, что бедняга нарвался на бойца с особенно накаленными нервами, который не поленился развернуть детдомовца и прикладом этой самой винтовки сунуть ему между лопаток. Вернулся «Ворошиловский стрелок» уже неразговорчивым, притихшим, с обидой в глазах, и снова попал под раздачу, на этот раз уже от Ивана.