Брюс Федоров - Вестники Судного дня

Именно благодаря этому беспощадному закону войны гордо вздымались победоносные орлы легионов Древнего Рима над поверженным Карфагеном, у египетских пирамид и в далёкой Персии. Каждый воин на поле брани от претора до простого велита знал, что в основе победы лежит, прежде всего, дисциплина. «Ни шагу назад – если нет такого приказа». Поддавшиеся панике и оставившие свои позиции воины подвергались децимации. Весь легион отвечал за нескольких трусов из своих рядов. Каждый десятый, даже безупречно храбрый, ложился под сверкающий топорик ликтора.

Такова воля общества, воля всех его граждан.

Молох войны потребовал от советского народа принятия таких же мер. Многократно выросло число штрафных рот, батальонов, эскадрилий. Выстроились за ними заградительные отряды, и свои же пулеметчики в фуражках с синим верхом легли за «максимы», уперев их стальные дула в спины своих же собратьев-красноармейцев. Атака не должна захлебнуться. Окопы первой линии обороны врага должны быть взяты во что бы то ни стало, не считаясь с потерями. Нельзя повернуть назад, бросить винтовку на землю, просочиться вспять в спасительный тыл с помощью самострела.

Приговор один для каждого и для всех малодушных и капитулянтов. Положили ладони на пистолетные кобуры чекисты и встали рядом с командирами полков, дивизий, корпусов, чтобы каждый из них был уверен в том, что возмездие за трусость и преступную ошибку будет неотвратимым.

Такова воля народа. Мы за ценой не постоим.

Стал биться он тогда, не щадя ни себя, ни врагов, за горькую свою Родину, за вспаханную им и политую солёным потом кормилицу-ниву, за босоногих в коротких рубашонках малых детей, за любимую жену, с волнением ждущую новую радость. Не остановить тогда этот народ, не успокоится он, пока не завершит свое праведное дело. И скоро безошибочным чутьем поймет необратимость приближающейся долгожданной и выстраданной Победы, когда наконец отложит солдат автомат в сторону, расстегнет тугой кожаный ремень с краснозвёздной бляхой, стянет через голову не раз штопанную гимнастёрку и скинет с распухших ног надоевшие кирзовые сапоги. Смотает пропотевшие портянки, чтобы пальцами, всей ступнёй почувствовать живительный холодок земли-матери, вскормившей и вспоившей его, которую он сберёг ценой собственной крови.

И тогда, расстегнув ворот холщовой нательной рубахи, присядет солдат на ствол поваленного берёзового дерева, и скрутит в палец толщиной цигарку с терпким донским табаком, и не торопясь выпьет стакан мутного бурачного самогона. Первый за Победу. Второй за упокой души павших братьев-товарищей, которые в этот момент все незаметно соберутся вокруг него и поведут с ним неспешный молчаливый разговор.

Не здесь ли, у берегов канала Москва-Волга, в двадцати километрах от Красной площади, собралась та удивительная, будто выросшая из ниоткуда сила, которая одолела-таки вселенскую нечисть и сломала хребет самой совершенной в мировой истории военной машине? И освобожденные народы многих краёв и земель, облегченно вздохнув, склонились перед советским солдатом в поясном поклоне и благодарили его за вновь обретённую жизнь.

Беспощадное время сотрет из памяти людей и бескрайнее горе, и безмерные лишения, оставив навечно только светлый лик небывалой и невиданной никогда ранее Победы.

Октябрь 2016 года

«Бооом», – тревожный удар колокола вырвался из-под бронзового купола, заполняя тягучим гулом всю землю и небо. «Бооом», – опять качнулось языковое било, досылая новые звуковые волны вслед затухающему эху. Должно быть, это дядька Захар, пономарь Николаевской церкви, что в городе Старобельске, взобрался на свою колокольню и вызванивает к вечерней службе, а может и к заутрене. Неймется старому. Видимо, разболелась его калечная нога, вот и попутал время. Только для чего он сегодня обрядился в широкую цветастую рясу с красно-жёлтыми разводами и размахивает ею перед моими глазами, ровно испуганная баба своим подолом перед мордой хуторского бугая?

– Hey Du, Ivan, bist Du tot, oder? /Эй, Иван, ты мертв или?/ – донесся странный голос откуда-то сверху.

«Почему это наш звонарь разговаривает со мной не по-русски? – из мерцающей дали выплыла первая несвязная мысль. – А может быть, это и не он, а кто-то другой хочет поговорить со мной? – пробудившееся сознание принялось собирать воедино разорванные осколки. – Надо открыть глаза и посмотреть на этого человека», – до того неподвижные глазные яблоки задергались под тонкой кожицей сомкнутых век.