Юлия Митенкова - 10 лет на Востоке, или Записки русской в Афганистане

– Мы осознаем колоссальную угрозу и возможные последствия приближения талибов, поэтому обещаем со своей стороны помощь формируемому Северному Альянсу в борьбе против новой террористической группировки.

Под воздействием напитков все расслабились. Я же продолжала смотреть на советника в изумлении, так как впервые в жизни слышала подобные вещи. Через некоторое время я решилась и осторожно спросила:

– Простите, а вы кто?

– Я востоковед, – ответил он, – моя работа страны Востока, в том числе Афганистан.

– А разве есть такая работа? – удивленно спросила я.

–Да, есть, – улыбнулся он.

После ресторана мне было нужно заехать к родителям на Марьину Рощу, Поляков был с нами в машине и неожиданно сказал, что он тоже хочет зайти со мной домой. Я удивилась и согласно кивнула головой. Саид после обильного застолья заснул прямо в машине. Молча войдя в лифт, мы поднимались на нужный этаж. Я пыталась понять, зачем он это делает. Резко распахнув входную дверь, он быстрыми шагами прошел прямо на кухню. «Где родители?!» – громко спросил он. Пришла мама, советник сел на табурет напротив нее. Я удивилась тому, как он вдруг изменился. Только несколько минут назад он еле выполз из ресторана и со смешками и прибаутками упал в машину. Сейчас же на кухне сидел трезвый и пугающе серьезный человек. «Что вы делаете?! – произнес он, окинув нас мрачным тяжелым взглядом, – Вы вообще осознаете, во что ввязывается ваша дочь? Забирайте ее немедленно! Пусть лучше она за негра выйдет, раз ей наши ребята настолько не по вкусу. Поверьте, это будет гораздо лучше для нее». Сказав это, он так же стремительно встал и вышел.

Многие годы спустя, когда я познакомлюсь с однокашником, другом и единомышленником Генриха Анатольевича Полякова профессором Новосибирского государственного университета Пластуном Владимиром Никитовичем, написавшем о своем соратнике в книге «Изнанка афганской войны», я буду вспоминать эти встречи в ресторане «Дели» и анализировать то, что видела и впоследствии слышала об этом незаурядном человеке от российских дипломатов в Ташкенте и Кабуле. «Он мог прекрасно «пересидеть» все тяжелые переходные времена на «теплом местечке» в одном из посольств России в высоком ранге советника, который имел, – размышляла я, – он уже в девяностые годы имел полный доступ в Государственную Думу и другие государственные учреждения страны, а уж научная карьера ему была бы обеспечена при любом раскладе. Что же настолько подкосило и подорвало жизненные силы такого волевого человека?» Как оказалось, далеко не все советские советники были такими как он, искренне верящими в свое дело и любящими свою страну. Безусловно, потрясающие интеллектуальные способности Генриха Анатольевича давали ему полное осознание реалий происходящего, он не обманывал себя ни в чем. Но становится ли легче от мысли, что ты знал, как правильно посадить терпящий крушение самолет, но тебя никто не слушал, и самолет разбился вдребезги и ты ходишь между частями человеческих тел, видишь разбросанные детские игрушки? Становится ли легче от того, что ты-то не виноват, ты-то не просто говорил, ты кричал, стучался в закрытые двери, выслушивал замечания тупиц, терпел их насмешки и пошлые хихиканья в свой адрес? Не каждый сможет это пережить, не смог и он.

Второй вопрос, который оставался для меня загадкой в советской военной кампании, это причина, побудившая слабеющий Советский Союз делать поистине колоссальные усилия, чтобы заполучить эту страну в свой социалистический лагерь. О геополитических фактах можно было прочитать в любом учебнике, и информация о том, что львиная часть выделенных на Афганистан средств разворовывалась тоже не являлась особой тайной, но все равно картинка как-то не складывалась, не хватало утерянных, но значительных частичек паззла. Понимая, что русскую душу никогда не удовлетворяли вещи сугубо материальные, я ощущала наличие некоего «третьего элемента», помимо стандартных «власти и наживы». Этот недостающий элемент я нашла для себя, посетив в декабре 2019 года афганское мероприятие в Москве, посвященное 23-ей годовщине со дня кончины товарища Бабрака Кармаля. Собрание проходило в ресторане «Бакинский бульвар», недалеко от рынка «Садовод» – места работы афганской диаспоры. Я сидела за красиво сервированным столом в компании пожилых пуштунов и внимательно наблюдала за ними. Они были элегантно одеты в европейские костюмы и трикотажные жилеты с галстуками. С нами они говорили на прекрасном русском языке, практически без акцента на светские темы, обсуждая русскую классику, которую перевели на пушту практически в полном объёме, приглашая нас на последующие литературные вечера, организуемые афганской диаспорой. Благодаря прекрасным книгам Пластуна В.Н., основная теоретическая база была сформулирована у меня в голове, и я имела представление о давних перипетиях межфракционной борьбы внутри Народно-демократической партии Афганистана, а также об их последствиях, но меня интересовало не это. Я понимала, что нахожусь на уникальном мероприятии, что каким-то чудом мне удалось застать в живых тех самых людей, которые сидели в афганских тюрьмах за коммунистические идеи, которые боролись бок о бок с товарищем Кармалем в рядах фракции «Парчам» (Знамя) за лучшее будущее своей страны. Старики выходили один за другим на трибуну и рассказывали о пережитых тяготах и лишениях, вспоминали погибших соратников в борьбе с отсталостью, самодурством и беспределом феодальных князьков. Они восхищались мужеством своего ныне покойного вождя трудящихся, отвергшего обеспеченную жизнь в аристократической семье ради простого трудового народа. «Ради своего безграмотного и обездоленного народа товарищ Кармаль вступил в борьбу со строем тиранов, прошел тюрьмы и лишения», – говорили они.