Даня Гончаров - Рыцарь веры

На него смотрели, как на нечто чужеродное и непутевое, а маленького Федю двоюродные братики и сестренки дразнили в детстве, что у него «папа-турка». Предубеждение это было тем страннее, что совершенно не выказывалось в отношениях, никогда не вело к ссорам. Федин папа отлично общался со своими зятьями, а их жены совершенно искренне хвалили его за любезность и обходительность. И тем более непонятно, откуда такое отношение взялось. Федин отец пил ничуть не меньше и не больше, чем прочая родня. Зарабатывал примерно столько же. Зарплату домой приносил. Полку прибить мог, кран в ванной починить тоже. Ничем он вроде бы и не выделялся из родни. Особенного в нем только и было, что работал он, как и его жена, инженером, и, следовательно, имел высшее образование. И еще – в отличие от жены – был совершенно непригоден к прополке картошки и прочим огородным работам.

Федина мама была добрым и отзывчивым, но не очень общительным человеком. Почти все самые близкие её подруги приходились ей родными сестрами. Мужа своего она очень любила и уважала. Федю считала на редкость способным и удачливым пареньком. Но с годами стала расти в ней какая-то подсознательная досада, какое-то подозрение, что жизнь к ней не совсем справедлива. Трудно сказать, было ли это так или нет, но она все меньше общалась с людьми, реже обращалась к ним с просьбами, и крепло в ней убеждение, что сыну своему она тоже пробиться в жизни никак не поможет. Она не искала для него репетиторов, упорно повторяя, что подготовиться он способен и сам, а на взятки у нее денег нет.

Вот и сегодня, собирая Феде завтракать, она спросила:

– Небось, Лидия Григорьевна с вами идет? Ну и правильно, она дама прыткая. Если что, подсуетится. А ты у меня и так поступишь.

И осталась дома пылесосить квартиру. А Лидия Григорьевна в самом деле пошла с сыном. И теперь вышагивала рядом, но все же несколько в сторонке, чтобы не стеснять друзей своим присутствием.

Федя внешне очень был похож на свою маму. Когда она была молода, немногие ее подруги старались внушить ей, что у нее классическая, редкая красота. Действительно, ее огромные, почти навыкате глаза под высокими округлыми бровями, худое лицо, прямой нос могли показаться полноватым и курносым подругам образцом чего-то изысканного и старинного. Однако прослыть красавицей Фединой маме помешало недовольство своей фигурой – по ее мнению, излишне тощей. Она никак не могла поверить, что ее подруги действительно разглядели в ней какую-то там красоту, а не выдумали все это в утешение изобиженной судьбой худышке.

Не сумев разглядеть в себе очарования, Федина мама не смогла и передать его сыну. Он унаследовал ее черты, но до чего же комично легли они на мальчишеское, прыщеватое лицо! Вдобавок глаза у Феди были не бархатно-карие, как у мамы, а папины, бледно-зеленые. От отца же Феде достались отвратительные зубы, которые пришлось пломбировать сразу же, как только они толком прорезались.

Сам Федя ничуть не страдал от своей внешности, точнее, не интересовался ею. Его жизнь и без того была содержательна и вполне ему по душе.

Федя обладал талантом заводить близких друзей. Сначала это был папа, потом мама, потом учитель труда, потом мамина племянница, потом Максим Лунин. Друг для Феди был больше чем друг. Друг означал целый мир, огромную вселенную, неизведанную и обязательно прекрасную, переселиться куда было для Феди счастьем. Отыскав свой мир, он погружался в него и блаженствовал несколько лет. Потом папа запил, мама впала в свою угрюмость, уроки труда кончились, племянница уехала в другой город учиться. Тогда Федя без сожаления оставлял свою обжитую вселенную и пускался в странствие на поиски новой.

В старших классах он сблизился с Максимом. В чем-то они были похожи, в чем-то нет, и несхожего было, пожалуй, даже побольше. Друзья этого не замечали. Что их роднило по-настоящему, так это задушевный, самый яркий и искренний оптимизм. Им выпало повзрослеть в те времена, когда все люди вокруг них единодушно рассудили, что прежняя, благонадежная, советская жизнь порушена безвозвратно. Взрослые с возмущением или брезгливой апатией наблюдали, как у них из рук уплывает то, что они считали своим, как умирает вечное, как рушится незыблемое. Их сверстники быстро, незаметно и неузнаваемо шалели. А Максим с Федей, глядя на все это, твердо верили, что впереди все будет хорошо – наперекор всему. Будь они порознь, вряд ли им удалось бы сохранить эту веру. Но друзья также верили и в то, что двоим невозможно одинаково ошибаться.

Читать дальше