Елена Кибирева - «Моя сербская любовь». Рассказы о любви и о войне

Да, сербы, конечно, поняли все. Но даже и в этом случае людей пытались обмануть. Им говорили, со стороны экстремистов-мусульман, что они будут защищать сербское население от хорватов, однако к этому времени экстремисты с помощью западных кураторов организовали уже и хорошо вооружили свою армию. И со стороны хорватского войска сербам тоже говорили, что их, сербов, будет защищать хорватское войско. Но сербский народ не поверил ни тем, ни другим.

И Драган продолжил рассказывать о том, чему он был свидетелем сам лично:

– В одном из сербских городов уже приготовлены были хирургические инструменты и оборудование для изъятия органов у сербского населения, были приготовлены и контейнеры для их транспортировки. Об этом рассказал мне один врач-мусульманин, сосед, который должен был принять в этой варварской акции самое непосредственное участие. Вот такая была война с сербами – война за их органы.

Мы вели разговор в палате Илизаровского центра ортопедии и травматологии, где лечились сербы. Здесь же находился на реабилитации и Ратко. И он не выдержал накала разговора и вставил свою фразу.

– А как объяснить такое зверство… – голос его дрожал, – когда на глазах у нас подвесили пленного серба, как свинью, на крючки, на которых коптят свинские туши, цепляя их за лодыжки.

Разговор ненадолго прервался. Мы долго молчали, каждый думал свою думу. Солдаты – о том, что пережили в те страшные годы. Я – о том, предстоят ли такие же испытания нашей стране.

А гражданская война в Малой России уже стояла на пороге, и «грифы» с Балкан давно ждали новых костей, только уже донбасских героев.

– Какая это по-твоему была война и как разворачивались боевые действия? – Я уже не просто поддерживала разговор с югославским солдатом, а перешла по старой журналистской привычке на интервью.

– Самое главное на этой войне было выбрать правильную стратегию и занять стратегически важные объекты, чтобы держать все под контролем. В Боснии сербское войско удерживало шестьдесят шесть постов. С одной такой точки (например, в горах) можно было контролировать два-три города, и основные бои шли, конечно, за эти точки. А в 1995-м году в войну открыто вмешался Запад, то есть НАТО, и это уже была настоящая и жестокая война против сербского населения.

– Я знаю, что в Хорватии, где стояла сербская республика «Српска крájна» (сербск. яз.), в которой жило в основном сербское население, было очень много православных церквей, – допытывалась я.

– В 1995-м году все христианское население – семьдесят тысяч человек – было вынуждено уйти из этого края. А все православные храмы были разрушены. Их просто взорвали с помощью специальных взрывных устройств и гранат. Заранее вывезли всю церковную утварь, иконы и… взорвали. Все церкви до единой.

Сложный диалог ненадолго прервался.

Стук в больничную палату.

– Привет!

– Добрый день! – в гости заглянул военный писатель, наш друг…

Сигарета за сигаретой, и новые воспоминания сербских солдат о прошедшей войне продолжили сложный разговор.

– В городе Купрес, который я охранял в составе сербского войска, – медленно заговорил Драган, – церковь была разрушена артиллерийским снарядом, выпущенным на расстоянии 25–30 километров от города. Все, конечно, было спланировано. Им надо было разрушить христианскую культуру и уничтожить Православие в Сербии. Взять, как у нас говорят, голову сербской нации.

– Конечно, это была не только война с сербским народом, но и война против России, и она касается того, что происходит у нас сегодня, – вступил в разговор писатель.

Он – боевой офицер и знал обо всем не понаслышке.

– Ведь Сербия – это самая западная граница Православия в Европе. Между Сербией и Россией только две православных державы – Болгария и Румыния, – отозвался Драган, – но католичество не прошло дальше Сербии, хотя враги пытаются любыми средствами подойти к границам России. Они давно уже целятся на Русь, но Сербия охраняет вас с запада, чтобы враждебная православию вера не продвинулась дальше.

В разговоре наступила продолжительная пауза.

Писатель, казалось, вслушивался в каждое слово, в каждую интонацию своего собеседника, в каждый его горестный вздох, вызванный тяжелыми воспоминаниями о войне. Он сам не раз видел врага в лицо, и хорошо знает, как его герои-земляки, спецназовцы, вступали с неверными в траншейный ближний бой там, где пуля молчит, а нож кровоточит… Он внимательно слушал рассказ югославских солдат, и они понимали друг друга с полуслова.