Игорь Додонов - Горький май 42-го. Разгром Крымского фронта. Харьковский котёл

Крейсер «Красный Кавказ», несмотря на сильный отжимной ветер и артогонь опомнившегося противника, отшвартовался с внешней стороны мола и высаживал десант прямо на него [11; 80], [17; 182]. В 8.15, когда совсем рассвело, «Красный Кавказ» отошёл от мола. В 8.20 его место занял теплоход «Кубань» [11; 80].

В 9.30 в порту закончили высадку десантов эсминцы и крейсер «Красный Крым». После этого они заняли огневую позицию на внешнем рейде Феодосии [11; 80].

В 11.30 закончивший высадку десантников теплоход «Кубань» был сменён у внешней стенки мола пароходом «Фабрициус». К этому моменту на берегу находилось уже 4 500 советских солдат, матросов и командиров [11; 80].

Уже к утру 30 декабря Феодосия, несмотря на прибытие к городу румынских частей, была полностью освобождена от противника [11; 80].

Писатель и фронтовой корреспондент Константин Симонов, побывавший в Феодосии в начале января 1942 года, в своих военных дневниках зафиксировал рассказ комиссара одного из первых высаживавшихся в Феодосийском порту отрядов Н.Ф. Пономарёва:

«“Бросок семи катеров. За землю зацепились, а там – отдай Феодосию! О чём тут ещё говорить? Погибли смертью храбрых Магометов, Ципулиндра, Шалахов, Замураев. Из трёхсот человек погибло восемьдесят два и ранено тридцать шесть. Наше дело было взять порт и ближайшие две улицы. Мы взяли стенку, а потом видим, что паника. Ну, что же, стоять, что ли? Давай вперёд! И полгорода взяли… В порту мы взяли 225 винтовок, 25 пулемётов, в городе, скромно говоря, 800 гружёных машин. Высадились в четвёртом часу ночи. Тут же взяли стенку, потом пошли по улицам. Пехота подошла часов в шесть, в семь. К вечеру тридцатого прочесала город до конца. А внутри шла борьба за каждый дом. Моряки тут были первой властью. Тем более курортный городок… Люди тут всегда будут ездить и чтить память”» [34; 25].

В этом немного сумбурном повествовании советского моряка хорошо видно, как неожиданная и смелая атака десантных сил вызвала панику немецкого гарнизона, которая позволила первым группам, высадившимся на берег, захватить не только порт, но и значительную часть города. Эти группы не обладали никаким численным перевесом над немцами, но, как говорится, «смелость города берёт».

В период с 29 по 31 декабря были перевезены и высажены в районе Феодосии 23 тыс. человек, 1550 лошадей, 34 танка, 109 орудий, 24 миномёта, 334 автомашины и трактора, 734 тонны боеприпасов и 250 тонн других грузов [11; 80-81].

К исходу 31 декабря высадившиеся в Феодосии войска 44-й армии продвинулись на 10-15 км от города и захватили Владиславовку [11; 81]. Большему продвижению воспрепятствовали румыны, которые хоть и не смогли выбить из Феодосии десант, но оказались способны весьма сильно затормозить продвижение войск 44-й армии, боеспособность которых вряд ли можно считать на тот момент высокой. Сказывались и постепенность высадки и выгрузки войск, вооружения, боевой техники и боеприпасов, и определённая неразбериха, вызванная срывами планомерности высадки и выгрузки из-за погодных условий и воздействия немецкой авиации, и уже имевшие место довольно значительные потери.

Кстати, о действиях немецкой авиации. В военных дневниках Константина Симонова, прибывшего в Феодосию 4 января, есть описания этих действий. Приведём их.

Вот раннее утро 4 января:

«С началом светлого времени началась бомбёжка. Наши зенитные орудия беспомощно стояли на площадях и перекрёстках Феодосии. Их было переправлено уже довольно много, но вся беда заключалась в том, что немцы вчера потопили транспорт, который шёл сюда со снарядами для зениток. Зенитчики, как полагалось по долгу службы, находились возле своих орудий, но стрелять не могли. Всё вместе взятое было достаточно драматично.

Немцы налетали на Феодосию не особенно большими группами, по девять, по шесть, а иногда по три и даже по два самолёта. Но зато почти непрерывно, как по конвейеру. Каждые пять минут то в одном, то в другом конце города слышались взрывы. Проходя по улице, а потом возвращаясь через полчаса обратно тем же путём, мы встречали на дороге новые воронки, которых не было, когда мы шли в ту сторону» [34; 17].

День 4 января:

«В комендатуре я несколько часов разговаривал с командиром отряда Айдиновым, с комиссаром Пономарёвым и с несколькими бойцами. В этих людях ещё не остыл весёлый задор после удачного десанта, но в то время они очень устали за эти дни и были обозлены бомбёжкой, которая всё не прекращалась и, казалось, никогда не прекратится. Думаю, не преувеличу, сказав, что из-за этой злости и беспомощности перед лицом непрекращающейся бомбёжки у людей в городе было в тот день нервное настроение» [34; 25].