Николай Тихонов - Сибиряк на Неве

Я беру наугад фотографии осадных дней. Старые и молодые защитники города, женщины и мужчины, дети, старики — все знакомые и близкие. Какое разнообразие лиц, как необычны они, и далеки, и рядом вместе с тем!..

Вот гвардейская санитарка. Обветренное, крепкое, закаленное в огне, словно высеченное из гранита лицо. Чуть прищуренные глаза говорят о неустрашимости, о хладнокровии и о глубокой думе. Так она смотрит, когда соображает, как лучше пробраться к раненому, лежащему под сильным обстрелом, а при случае и постоять за себя в смертельной схватке, так она смотрит на вражеский берег, откуда надо во что бы то ни стало эвакуировать раненых.

…Учительница, старый педагог, депутат райсовета, проверяющая школьные тетради. Седые волосы, лицо ее как будто обожжено печалью Но оно доброе, и глаза, которые разучились смеяться, полны какого-то душевного волнения. Этот человек умеет понимать своих учеников, недаром она в самые тяжелые дни не прерывала уроков, и глубокая складка у рта — память о перенесенном.

Высоко над улицей, на крыше, стоит, как часовой, перед лицом неба девушка из команды МПВО. Она в ватнике и в зимней шапке, но она может там стоять и летом и осенью: это ее пост, так она стояла годами.

Школьницы с настороженными лицами, сидящие за партами. У них недетское выражение глаз: они слишком много видели такого, чего не нужно видеть детям, — ужасов и крови; но что им делать, если они знают, что по ним стреляют, когда они идут в школу, и тяжелыми снарядами стараются попасть в здание школы, когда они на уроках. Они выходят из школы, видят развалины большого дома и огромный плакат, на котором женщина с безумным взглядом несет маленькую мертвую девочку. Над плакатом надпись: «Смерть детоубийцам!»

Но они упорно ежедневно возвращаются, садятся за парты и открывают учебники, потому что с ними педагоги, могу сказать, не боясь старого слова, — люди святого подвига.

И вот портрет мстителя. Это снайпер — человек, пришедший с Дальнего Севера. Он охотник такой, что бьет белку в глаз дробинкой. Он может попасть в щель танка, ослепить водителя на ходу. Он может выследить врага, как бы тот ни маскировался. Он один из многих снайперов.

Моряк, Герой Советского Союза. Командир подводной лодки, прорвавшейся сквозь смертельные преграды и ловушки на простор открытого моря, чтобы наносить удары на морских далеких путях.

Кто же снабжает воинов суши и моря снарядами, бомбами, торпедами? Старый рабочий, который должен был бы отдыхать от трудов праведных. Проработав сорок лет на заводе, он снова трудится. В замасленном ватнике, в старой теплой шапке, в очках, спустившихся на кончик носа, с седой бородкой и подстриженными усами, готовит он «подарки» для врагов Ленинграда.

Я могу долго смотреть на эту фотографию, потому что она выразительна и правдива без прикрас. Кроме того, он напоминает мне старого питерского его собрата, ленинградского мастера. Он, переживший все ужасы жестокой зимы, варварство бомбардировок, испытавший смертельную усталость от непосильных трудов, признался мне, что на него раз напала большая тоска.

Тогда он поставил перед собой фотографию своей покойной жены, суровой, строгой и справедливой ленинградской женщины, и написал ей письмо, взволнованное, полное человеческой страсти, прося ее помочь ему как она помогала всю трудовую жизнь. Разговор его с карточкой жены, перед которой он прочел письмо вслух, воспоминания, раздумье — все это вернуло ему крепость воли. Он пришел на свое рабочее место сильным, успокоенным человеком. Я писал об этом во время блокады.

Беру фото, на котором женщина сортирует снаряды, смотря на них слегка затуманенным взглядом. Она знает, что они несут смерть фашистам, и поэтому-то она так тщательно проверяет их. Это ее месть за мужа, погибшего в бою.

Я вижу на фото двух деятельных, опытных работниц, одна из которых проверяет автомат, другая налаживает диск. Тонкие косички спускаются по худым плечам. Им вместе нет и тридцати лет. Теперь они выросли, я не знаю их жизни, но они, верно, вспоминают то далекое время, когда через их ловкие маленькие руки проходило смертоносное оружие.

А лицо работницы с хлебозавода! Прошли страшные дни, когда на улицах падали голодные люди. И все равно хлеб остался для ленинградца не просто обыкновенным продуктом. Он тоже символ испытаний и общих бедствий, пережитых великим коллективом жителей города. И лицо у женщины, несущей сразу шесть готовых караваев, исполнено сознания высокого долга, гордости за сделанную работу, удовлетворенности, что можно снова отрезать хороший ломоть, а не жалкую порцию, чтобы к рабочему человеку вернулась сила. На лице этой работницы написана целая история перенесенных мучений, но есть и скрытая радость в ее широко открытых глазах.