Николай Панов - Орлы капитана Людова

Мелькнули темные очертания крыльев, замерцали пропеллеры. Самолет прошел над скалой так низко, что Фролову показалось: увидел очки летчика под прозрачным колпаком кабины.

Фролов ударил кулаком по колену:

— Жалость какая, Вася, что в секрете сидим. Я бы его из автомата угадал — он бы как миленький в скалы врезался. Знаю, как их бить, — взял бы на три фигуры вперед.

С необычайной суровостью Кульбин глядел на него:

— С тебя станется — ты и из секрета выстрелишь. Эх, Димка, еще, может быть, вспомним мы ту твою спичку! Не зря с самого рассвета сопки, как улей, гудят. Ведь это они нас ищут.

И впрямь, немецкие разведчики с утра шныряли низко над сопками. Весь день Агеев пропадал где-то в горах, вернулся лишь к вечеру. Весь день Медведев пролежал над картой у среза скал, а когда стемнело, устроил в кубрике совещание.

— Кое-чего сегодня добились…

Он смотрел на свежие отметки, покрывавшие карту.

— Но наша задача — не только обследовать берег. Мы должны найти важный военный объект, скрытый в этих горах. Видите, как подступы к нему защищены с моря. Но координаты самого объекта? Их нужно установить как можно скорей!

— Разрешите, товарищ командир? — Присев на корточки, Агеев посасывал незажженную трубку.

— Слушаю, старшина.

— Товарищ командир, понаблюдайте дорогу на весте. Я нынче, от нечего делать, туда все утро глазел. Когда в разведку ходил, к этой дороге подобрался. Не заметили: по ней будто мураши ползут? Это люди, вернее, фашисты. А точки побольше — это, понятно, грузовики.

Агеев нагнулся над картой, провел по ней загорелой рукой:

— Заметил я, когда машина идет на норд-вест, никого не подбирает, не останавливается. А когда на обедник, то бишь на зюйд-ост, — останавливается, прихватывает пешеходов. Вопрос — почему?

— Объект на зюйд-осте, ясно! — не удержался Фролов. — Ловко подмечено!

— Быстро и неверно, — хмуро взглянул Агеев. — В норд-вестовом направлении нужно искать. Почему туда машина никого не берет? Потому что идет с грузом. А возвращается порожняком, подбирает попутчиков! В норд-вестовом направлении загвоздка.

— Прав старшина… — задумчиво сказал Медведев. — Что ж, надо на практике догадку проверить. Завтра с утра, товарищ Агеев, снова идите в разведку — посмотрите, что за район, можно ли туда проникнуть.

Его голос дрогнул. Может быть, так близко разрешение всех сомнений и страхов? Если добыть точные координаты…

Он старался не мечтать напрасно, не тешить себя несбыточными, быть может, надеждами. Резко свернул карту, встал с койки:

— Ну, товарищи, отдыхать. Сейчас сам встану на вахту, за мной Кульбин. Ложитесь, Василий Степанович, отдыхайте. И остальным советую, пока есть возможность.

Он вышел наружу. Кульбин лег на нары, укрылся плащ-палаткой. Густая темнота заполняла кубрик.

— Сергей, может, прилег бы тоже? Нары широкие, места хватит…

Агеев не откликнулся: его не было в кубрике.

— А ты, Дима?

Фролов молчал.

— Ну, не хотите, как знаете… Мое дело — предложить…

И Кульбин быстро заснул; спокойное дыхание слышалось из темноты.

— Спишь? Ну спи! — пробормотал досадливо присевший на банку сигнальщик.

Ложиться не хотелось. Было беспокойно на сердце, все больше чувствовал себя виноватым перед товарищами. Эта проклятая спичка! Не зря лучший друг — Вася Кульбин — тоже бросил ему упрек. И не зря так сурово ведет себя с ним старшина Агеев. Конечно, Агеев презирает его, Димку Фролова, балтийского матроса, компанейского парня. Почему бы иначе дважды отказался от перекура? Впрочем, странно: старшина, похоже, не курит совсем, только сосет свою неизменную трубку.

Фролов вышел из кубрика, присел на обломок скалы. Ветер переменил румб, из-за серого кружева облаков сверкали, переливались огромные беспокойные звезды, далеко на осте вспыхивали тусклые отсветы артиллерийского боя…

— На заре, похоже, падет туман, — раздался сзади негромкий, задумчивый голос. — Шалоник подул, и звезды дюже мерцают…

Фролов сидел, не поворачивая головы. На его плечо легла широкая ладонь Агеева.

— Ты, матрос, не сердись, что я тебя в работу взял. Парень ты лихой, только иногда раньше шагнешь, а потом уже подумаешь. А у меня такая боцманская привычка… Ну, давай лапу.

Фролов встал. Высокая фигура Агеева недвижно стояла в темноте, покачивалась протянутая рука. Фролов вспыхнул от радости: столько душевности, дружеской теплоты было в этих простых словах. Сама собой левая рука опустилась в карман за кисетом.