Алексей Войтешик - Хватка

Когда твой прадед, дед, батька, братья гнули спину, поливали ее потом, растили хлеб, коров, а тут к красным командирам на доклад приходят такие, как тетка Текля, что возле Левады живет, и: «я голодная и несчастная баба, а у Сафрона четыре коровы, дайте мне одну, я тоже пролетарий».

У Текли голова пустая, хоть и годов уж за седьмой десяток, а мается она сейчас одна только потому, что не прижила ни умений толковых за свой срок, ни розуму. Мужика утоптала упреками – помер! Сын сбежал, грабил где-то под Киевом обозы, да пристрелили его жандармы. Но, слово ж не воробей? Каркнула грязная да обездоленная баба: «я тоже пролетарий», коммунисты и пошли к Сафрону: «Отдай корову». А тот: «Как так отдай? Моя же!»

И тут все эти Текли в крик: «кулак, хапуга! Мы, пролетарии, из-за вас страдали веками!» …Страшно и счесть, Петруха, сколько их, всяких Сафронов-то с сыновьями перебили, или сослали в Сибирь, а то и дальше? А Текля вон, до сих пор живая.

В первый же год за коровой, подаренной колхозом, недоглядела, та сдохла. Хозяйка – мать ее ети! И опять ходит чумазая, как и всегда ходила. Михайло вон говорил, что Текля разговоры за солдатские сапоги стала вести еще только-только первую собаку к куче потащила. Волочит, а сама не соромиться 20 20 (Укр.) стесняется. , причитает при людях: «Э-ха, фартух забруднила, а ничо, я за нього солдатськими чобітками візьму, їм вони без потреби 21 21 (Укр.) передник испачкала, а ничего, я за него сапожками солдатскими возьму, им они без надобности ».

Эх-ха-а, – вздохнул дед, – тяжко жить земле без хозяев. Да где они теперь, хозяева? Все на Енисее да на Амуре, кто выжил. А тут у нас зараз хозяйничают вот такие Текли. Воно ж видать, які вони пролетарии, які вони хозяева. Живут чумазыми и кормятся только с того, кто из них половчее на кого власти донесет, а потому, внучок, крепко дорожи своим словом. Не то при чужих, и при своих держи язык за зубами.

Эх, – вздохнул дед, – и за що нам такэ? Только ж начали голову поднимать! Одна власть сошла, а друга с танками ввалилась. Что те душили, что эти. Людям что за разница кто им на шею сядет? Были паны, что не по-ихнему – жандармы, тюрьма, ссылка. Стали коммунисты – НКВД, тюрьма, ссылка. Думаешь, сядут немцы, будя иначе? Нет, брат. Тем, кто трудом живет они все одинаковые, власти эти. Паны с царями, коммунисты, – и все, как один, то пришлые, то жиды. И зараз, на тебе, немцы! А где ж наши?

Не слухай мене, Петро. Раскудахтался твой дед не к добру, пішли домой. И слова мои забудь. Не дай бог, где скажешь. Немцы, сам видишь, чуть что – сразу стрелять. О, – вспомнил старик, – сходи к сараю, пока лопату не поставил. Забери Чушку в бурьяни, отнеси за огорожу, прикопай.

– Добре, диду, дак я сразу обеих, – вспомнил про овчарку Петрок, спохватился, да было уже поздно.

– Як то? – Не понял дед и прихватил его за руку, – а ну постой, каких это «обеих» …?

Фридрих Винклер никак не рассчитывал на то, что после доклада о результатах работы в Ровно, утром 10 августа вместо того, чтобы отправиться обратно во Львов, он вынужден будет задержаться здесь аж до 14 числа.

12-го, все три «Ангела» получили шифровкой новые указания, после чего, весело козырнув на вокзале пришедшим его проводить и изнывающим от безделья коллегам, Дитрих Крайс срочно убыл в восточном направлении. Винклеру же Центр телеграфировал буквально следующее: «Предыдущий план меняется. Оставайтесь в Ровно и ждите дополнительных распоряжений.

Сотруднику «Vive» (Вильгельму Вендту), предписано примкнуть к вашей новой миссии. Он получит свои инструкции отдельно, по своему шифрованному каналу № 7 (передайте ему это). Руководителем назначаетесь вы. Выдвижение к означенному объекту «L» (Legedzino) планируйте после 13 августа и будьте осторожны, в районе «U» (Uman) все еще идут бои, некоторые населенные пункты часто переходит из рук в руки. В связи с этим напоминаем о действии пункта 4 Директивы № 12 от 24 мая 1941 года: «Руководитель обязан знать: ни один сотрудник спецгрупп не должен попасть в руки противника живым»». 12 августа в Ровно с новыми инструкциями для вас прибудет «Крестьянин»».

Под псевдонимом «Крестьянин» Фридрих знал только одного человека. Это был Конрад Бауэр. Винклер уже не раз пересекался с ним. В Польше, где они встречались в последний раз, они вместе со взводом связистов попали в засаду. В тихой деревушке, где им пришлось заночевать, их атаковали какие-то странные партизаны. Почему странные? Неделю в той местности никто не слышал ни единого выстрела, а тут среди ночи кто-то обстрелял их дом. Два солдата и «Крестьянин» пострадали, причем Конраду досталось больше всего. Его серьезно ранило в предплечье, и Винклер сопровождал его в госпиталь. Кость была цела, но пуля прошила руку крайне неудачно, отмечалась большая кровопотеря.