Богдан Сушинский - Власов - восхождение на эшафот

– Эй, унтер-офицер, – насторожился переводчик, обращаясь к старшему по чину среди вновь прибывших мотоциклистов, – вы лично отвечаете за неприкосновенность женщины!

– Это будет непросто, господин капитан.

– Не будь вы разведчиком, я бы уже наказал вас, унтер-офицер.

Когда в центре соседней деревни, у полуразрушенной церквушки, Власова суетно пересаживали в «опель», мотоциклисты, которые должны были доставить Марию, еще не появились. Спросить же, куда они девались, Власов не решился. Да и не до нее было тогда плененному генералу.

– Почему этот русский не обезоружен? – недовольно поинтересовался хозяин машины, тучный майор-интендант, восседавший рядом с водителем.

– Мы оставили бывшему командующему 2-й армией генералу Власову его личное оружие, – объяснил капитан.

– Так вы и есть тот самый генерал Власов?! – взбодрился майор.

– Да, тот самый, – сдержанно ответил бывший командарм.

– Мне пришлось допрашивать вашего интенданта, – сообщил он через переводчика. – Так вот, я понял, что интендантская служба ваша была ни к черту, четверть вашей армии вымерла от голода. Это правда?

– Голодали, приходилось, – мрачно согласился Власов.

– А почему вы голодали, если в окрестных селах население обладало достаточным запасом продовольствия?

– Это что, официальный допрос?

– Пока нет.

– Тогда какого дьявола?.. Я буду отвечать только на вопросы генерала фон Линденманна.

– Вы будете отвечать на вопросы любого офицера, – мгновенно побагровел майор-интендант, хватаясь за кобуру. И лишь после вмешательства капитана разведки, предупредившего о приказе командующего группой армий «Север» генерала фон Линденманна [17]доставить Власова в его штаб без каких-либо задержек и эксцессов, воинственный интендант тут же чинопослушно усмирил гнев.

В то же время переводчик вполголоса посоветовал Власову:

– Не пытайтесь дерзить немецким офицерам, господин генерал. Помните, что это офицеры… немецкие. Не привыкшие к тому, чтобы их кто-либо «крыл матом», пусть даже это будет командующий армией. Учтите это на будущее.

И, вслед за капитаном, извинился перед майором как старшим по чину. Заметив при этом, что когда-нибудь майор будет вспоминать, как в свое время ему лично пришлось брать в плен самого генерала Власова.

– Лично мне? Власова в плен? Рассказывать об этом?! – ухмыльнулся майор. – Позволю себе напомнить, что я – интендант вермахта, а не слуга барона фон Мюнхгаузена.

– Об этой войне, господин майор, мы будем рассказывать много такого, чему позавидовал бы даже бессмертный Мюнхгаузен.

– Если сумеем выжить в этих чертовых болотах, – проворчал интендант. – Но вы правы: он нужен сейчас нашему командующему, поэтому обойдемся без эксцессов, – окончательно смирился он. – Немедленно в штаб! – рявкнул водителю. – Вы, лейтенант, как переводчик, садитесь в машину. Вам же, капитан, придется довольствоваться мотоциклом сопровождения.

Генерал Георг фон Линденманн принимал его в своей Ставке, расположенной в каком-то старинном барском имении. Само двухэтажное здание, охваченное тремя флигелями, располагалось в глубине неухоженного парка, огромные дубы которого, очевидно, еще помнили времена Наполеоновских войн, а в стволах еще ржавели осколки снарядов, выпущенных в Первую мировую и в Гражданскую. «А ведь, если по справедливости, – с тоской в душе подумалось Власову, – то в этой усадьбе я должен был принимать Линденманна – побежденного и униженного. Но, похоже, война и справедливость – понятия несовместимые».

На вид генералу за пятьдесят: почти правильные черты лица, маска высокомерия на котором не исчезала, поскольку навечно отчеканена в самом его облике; медлительная интеллигентная речь, вальяжные движения. «Такому не группой армий командовать, а местечковым оркестром дирижировать, – все с той же оскорбленной гордыней отметил про себя Власов. – Вот только от „дирижера“ этого будет зависеть твоя судьба».

Окинув плененного командарма – уже более или менее отмытого в местной офицерской бане, в почищенном обмундировании, завшивленные рубцы которого чей-то денщик прожарил горячим утюгом, и накормленного – сочувственным взглядом, фон Линденманн предложил ему место за приставным адъютантским столиком и только потом, после почти минутного молчания, вежливо произнес:

– Я не собираюсь устраивать вам допрос, генерал, но хотел бы, чтобы разговор у нас был конкретным и откровенным.