Кристин Хармель - Книга утраченных имен

– Мы должны найти отца, – сказала мать Евы, обхватив себя руками и раскачиваясь на диване.

Две маленькие девочки, все еще одетые в ночные рубашки, сидели на полу и удивленно смотрели на нее. Наконец Ева глубоко вздохнула, отвернулась от окна, прошла по комнате и опустилась на колени между ними. Одной рукой она обняла Колетт, другой – Симону.

– Никуда мы не пойдем, – сказала она наигранно веселым голосом, крепко сжимая плечи девочек. – Сначала дождемся возвращения мадам Фонтен.

– Когда придет мама? – захныкала Колетт. Она чувствовала атмосферу страха, пропитавшего комнату, но не понимала, что происходит.

– Скоро, моя дорогая. – Ева натянуто улыбнулась. – Не стоит волноваться.

– А почему мадам Траубе так боится?

Ева посмотрела на мать, которая была бледной, как неиспеченный багет.

– Она не боится, – сказала Ева достаточно твердо, чтобы привлечь внимание матери. Мамуся подняла на нее глаза и посмотрела отсутствующим взглядом, а Ева добавила:

– Просто плохо себя чувствует. Правда, мамуся? – Но ее мать так ничего и не ответила.

Колетт на мгновение заглянула Еве в глаза, и тревога исчезла с ее лица.

– Может, мне что-нибудь принести для нее, чтобы развеселить?

– Какая чудесная мысль, Колетт. И почему бы тебе не взять с собой Симону?

Колетт кивнула с серьезным видом, взяла сестру за руку и повела ее в их комнату.

Как только девочки скрылись из вида, Ева обратилась к матери:

– Ты должна собраться.

– Но отец…

– Его увезли, – твердо сказала Ева, хотя ей не удалось унять дрожь в голосе. Страх всегда находит щелочки, через которые ему удается прорваться наружу. – Мы обязательно придумаем, как добиться его освобождения. Обещаю. Но если и нас тоже арестуют, мы ничего не сможем предпринять.

– Но…

– Я прошу тебя. Я должна выяснить, как…

– Мадам Траубе? – Голос Колетт прервал их тихий диалог, они обернулись и увидели, что четырехлетняя девочка стояла в дверях с бумажной короной на голове, а в руках держала маленькую металлическую тиару. Колетт подняла ее вверх. – Когда мне бывает грустно, я иногда играю в переодевания. Хотите, вы будете принцессой, а я – королевой?

– Переодевание? – с удивлением спросила мамуся.

– Это такая игра, когда вы притворяетесь кем-нибудь другим. – Колетт нахмурилась. – Мадам Траубе, неужели вы не знаете про игру в переодевания?

Мамуся ничего не ответила, но Еву вдруг осенило.

– Ну конечно, – пробормотала она, и ее сердце учащенно забилось. Она вспомнила, что отец говорил ей про месье Гужона. Если отец заплатил своему начальнику, чтобы он помог ей, разумеется, он придумает что-нибудь и для мамуси. Они с мамусей станут другими людьми, по крайней мере, по документам – это ведь так похоже на игру в переодевания. Только ставки в ней невероятно высоки.

– Мадемуазель Траубе, а вы не хотите тоже поиграть?

Ева опустилась на колени рядом с девочкой.

– Нет, Колетт, но ты дала мне замечательную идею. Присмотрите за мадам Траубе, хорошо? – Она обернулась к матери и добавила: – Мамуся, если придет мадам Фонтен, все равно оставайся в ее квартире, что бы она ни говорила. Я постараюсь вернуться как можно быстрее.

– Но куда ты собралась?

– Я должна встретиться с человеком, который нам поможет.

Вернувшись в свою квартиру, Ева на ощупь пробиралась в темноте, радуясь тому, что сквозь шторы проникало немного солнечного света и она могла видеть очертания мебели. Ева так хорошо знала обстановку в комнатах, что в нормальных обстоятельствах смогла бы пройти по ним в кромешной тьме, но теперь у нее кружилась голова и она не доверяла себе. Кроме того, она не доверяла соседям, которые могли выдать ее, если бы услышали, как она ходит по комнатам, в которых никого не должно быть.

Неужели кто-то из них донес на ее семью? Еще можно было понять, как в списках тех, кого должны были отправить в трудовой лагерь, оказались ее родители, иммигрировавшие из Польши, когда им было по двадцать с небольшим лет; ведь Жозеф предупреждал ее насчет евреев, родившихся за границей. Но кто добавил в список и ее имя? Тот, кто хотел, чтобы и она исчезла и квартира освободилась? Траубе жили здесь больше двадцати лет, и, бесспорно, их квартира была одной из лучших в доме – в два раза больше почти всех остальных квартир. Могла ли зависть и алчность превратить кого-то из соседей в предателя?..

Ева прогнала от себя эти мрачные мысли. У нее не было времени предаваться гневу. Нет, ее единственная задача заключалась в том, чтобы увезти мать в безопасное место как можно дальше от Парижа. После облавы они, разумеется, не могли больше ходить с желтыми звездами на груди, но и просто избавиться от них было еще опаснее. Если они пойдут на этот риск, то после встречи с французским полицейским или немецким солдатом, который попросит у них документы, их могут тут же арестовать за то, что они оставили свои звезды дома. Нет, они должны стать абсолютно другими людьми. Ключ к спасению находился в любой из этих безмолвных громоздких пишущих машинок, которые заполняли их гостиную.