Богдан Сушинский - Живым приказано сражаться (сборник)

Андрей тронулся в путь ранним утром и со всеми возможными предосторожностями начал пробираться к шоссе в обход лагеря, замирая каждый раз, когда до него долетал треск ветки или появлялась фигура человека. Дважды ему в самом деле удавалось обнаруживать полицейские патрули, притаившиеся по обе стороны разбитой лесной дороги. Взяв под наблюдение просеку, гитлеровцы как бы расчленили весь лесной массив на две зоны. А ему во что бы то ни стало нужно было попасть в ту, другую зону.

Проследив путь очередного, на этот раз конного, патруля, Громов подполз к изгибу дороги, незаметно преодолел ее и потом еще долго полз, подбираясь к небольшой каменистой впадине, в которой мог бы чувствовать себя в безопасности. Но как только он поднялся, чтобы, пробравшись через каменный завал, вскочить в нее, откуда-то с вышины до него вдруг донеслось:

– Эй! Эй, слышь?!

Лейтенант упал за ствол сосны, навел автомат на крону ближайшего дерева, приготовившись к стрельбе, и только тогда увидел прямо перед собой мальчишку лет тринадцати-четырнадцати.

– Партизан? Ты кто, партизан? – без особого страха поинтересовался этот лесной абориген.

– Допустим. А ты кто? Чего на дереве? – мальчишка сидел на развилке двух толстых веток дуба, словно в седле, и держал в руке длинный немецкий тесак. – Чего забрался туда, спрашиваю? – негромко допытывался Громов, угрожающе поведя стволом автомата.

– Тебя выслеживаю.

– Что?!

– Ну, тебя жду, партизана, – ничуть не испугался его автомата мальчишка. – Кукушка я.

– Что значит: кукушка? Ну-ка слезай!

– Если слезу – можешь убить. А тут не достанешь. Стрелять тебе нельзя. Рядом полицаи.

– Я не собираюсь тебя убивать, – сказал Громов, поднявшись с земли и быстро оглядываясь по сторонам. – Тебя что, действительно?.. Чтобы следил?

– Говорю же: кукушка, – все лицо мальчишки было покрыто какой-то красновато-коричневой сыпью, а кисть руки, в которой держал тесак, опоясана грубым ожоговым шрамом. – Нас таких одиннадцать. По всему лесу. Приказано: увидите кого – сразу кричите. Убегайте и кричите. Что угодно, лишь бы орать. И вся служба.

– Уже даже приказано? – зло сплюнул Громов сгусток слюны. – И вы что – всю ночь просидели на деревьях, высматривая нас?

– Только днем. Вот сейчас, утром, залез сюда. Завтра тоже придется. Дня три, наверно. По мне – хоть неделю. За паек ведь.

– За паек, говоришь? – кивнул Андрей. – И сразу нашлось столько добровольцев?

– Почти все – дети полицаев. Из двух сел. Отчим мой тоже в полиции. Да только пропивает он все, в доме голодно.

– Понял. Кукушки из детей полицаев – это что-то новенькое. Оккупационные власти начали приспосабливаться к партизанской войне.

– Повезло тебе, другой бы сразу закричал.

– Благодарности требуешь? – поиграл желваками Громов. – Ну-ну… Потом разберемся. Там дальше есть еще какие-нибудь немцы-полицаи?

– У скалы. Скалу обходи. Тропинки тоже, – рассудительно советовал парнишка. – Тебе что – в село нужно?

– Да вроде.

– Только ты меня тоже не выдавай, если попадешься. А то ведь повесят. Или забьют. Сам отчим прибьет. Лютый он на меня… почему-то.

– Значит, тебе тоже несладко, – смягчил тон Андрей. – Ясно. Что в селе говорят про партизан? Отчим что?..

– Да разбили вроде вас всех. А те, что не погибли, ушли в другие леса. А еще говорят-байкуют, что где-то недалеко, в долине, за лесом, нашли два парашюта. Вроде как десантники наши.

– Что-что там нашли?!

– Я сам слышал. Десантники. Вроде к партизанам пробиваются. Они-то думают, что партизаны еще здесь, в этом лесу.

– Слушай, про парашюты – это что, точно?

– Ну.

– Сколько ж их было, парашютистов? Всего двое? Что люди говорят?

– Может, двое, а может, больше, просто эти двое от своих отбились. Отчим говорит-байкует, что за парашютистами немцы будут гоняться до тех пор, пока не выловят. Это партизан они еще терпят, относительно парашютистов приказ другой. Брать-ликвидировать – и все тут.

– Понятно. И на этом спасибо. Кукуй дальше. Если еще кого увидишь, тоже не выдавай. И на вот, возьми, – достал из подсумка банку консервов.

– Нельзя мне, – растерянно оглянулся мальчишка. – Спросят, кто дал.

– В лесу нашел. Вот здесь, в этом распадке. О Беркуте что-нибудь слышал?

– Ну. За главного у них был. Беркут и еще Иванюк. Отчим говорил. Он когда выпьет – байкует, байкует… Мать просит, чтобы молчал, слушать – и то ведь страшно, а он все-все… И кого убили, и кого повесили, и как вешали… И как в участке бьют…