Богдан Сушинский - Живым приказано сражаться (сборник)

– Почему он не пришел еще раз?!

– Придет! Дождетесь!..

Штубер выругался. Разговор со стариком явно не получался.

– Спускайся! Все равно уже ничто не спасет тебя! – закричал он, еле сдерживая раздражение.

В ответ Лесич выстрелил. Пуля вырвала большой кусок коры над головой Штубера, и тот несколько запоздало присел.

– Прекрати стрельбу! Только из человечности дарю тебе десять минут, чтобы ты спустился и после суда принял смерть, как подобает солдату. Если не спустишься, мы зажарим тебя живьем.

– Нет, умру я только в своей хате… – твердо ответил старик. Но уже никто не мог услышать его слов.

Ровно через десять минут Штубер крикнул что-то по-немецки. Огнеметчик, прятавшийся до этого за сараем, выбежал и плеснул двумя огненными струями на соломенное покрытие Лесичевой хаты. Сухая почерневшая солома сразу же вспыхнула, превратив крышу в пылающий шатер.

Так и не дождавшись, когда старик спустится, полицаи сыпанули из хаты кто куда. Лесич уже успел послать им вслед несколько пуль, однако попасть не сумел. А когда пылала уже вся хата, где-то в глубине ее прогремел еще один выстрел, последний…

– Ну что же, умер с оружием в руках, – процедил сквозь зубы Штубер, глядя на этот судный костер. – Как и подобает солдату.

– Что делать с задержанными во время облавы? – подбежал к нему роттенфюрер Вергер.

– Расстрелять, роттенфюрер, расстрелять.

– Всех троих? Без допроса?

– Не узнаю вас, роттенфюрер.

– Первый вопрос за весь день… – нерешительно напомнил Вергер, вытягиваясь так, словно стоял перед рейхсфюрером [4].

С утра партизаны группы Беркута, как обычно, отрабатывали приемы рукопашного боя, ходили в атаку двумя валами и снимали часовых. Руководил занятиями Мазовецкий. Беркут сидел на пеньке под старым ветвистым дубом, наблюдал за баталиями на поляне и старался не вмешиваться.

– И что, у вас тут каждый день такие вот Бородинские маневры? – удивленно спросил Отаманчук.

– Почти каждый. Иногда по нескольку часов подряд, – ответил Беркут, внимательно поглядывая на Романцова, который стоял возле Отаманчука и тоже наблюдал за тренировкой. Был момент, когда, увлеченный зрелищем, Романцов не сдержался и, раздосадованный неловкостью одного из бойцов, который пытался сбить противника с ног, делая заднюю подсечку, автоматически, без партнера, имитировал этот прием. Потом спохватился, взглянул на Беркута. Но тот вовремя успел отвести взгляд. Теперь лейтенант уже не сомневался, что перед ним хорошо, до автоматизма натренированный человек. Тот, кто никогда не тренировался, не станет так профессионально реагировать на ошибку борющихся.

После тренировки все позавтракали, и Беркут пригласил Отаманчука и Романцова к себе. Вслед за ними, как и было условлено, в землянку вошел Крамарчук. Беркут заметил, что Романцов несколько раз переводил взгляд с него на Николая, однако сходство совершенно не удивляло его. Создавалось впечатление, что он уже знал о существовании двойника Беркута.

– Слушайте меня внимательно, Романцов, – первым заговорил Андрей. – Как вы уже, наверно, догадались, пригласили вас сюда, в лагерь, не случайно. Нам необходимо очень серьезно и обстоятельно поговорить. Вам много раз приходилось бывать в крепости?

– Только один раз.

– Что вы там делали?

– Я уже говорил: фашисты использовали нас для тренировок. Нужны были живые чучела.

– Сколько длилась тренировка?

– Кажется, часа три. А какое это имеет значение?

– Таким образом, у вас была возможность запомнить многих агентов, которых там готовили. И пленных – тоже. Кстати, сколько пленных привезли вместе с вами?

– Человек двенадцать.

– Вы всех их знаете? В лицо, пофамильно?

Романцов затравленно взглянул на Беркута, потом незаметно покосился на Отаманчука. Только теперь он по-настоящему понял, что его проверяют. Причем довольно основательно.

– Ни одного. Нас собрали из разных бараков. Сначала отбирали для работы в Германии, а потом вдруг…

– С виду вы не силач. Но вас тоже отобрали…

– Силач не силач, а на здоровье не жалуюсь. В Германию, как вы понимаете, не просился. Отбирали врачи.

– Итак, вас было двенадцать… Если бы сейчас кто-нибудь из этих пленных оказался здесь, в этой землянке, вы бы узнали его?

– Это что, допрос? – спросил Романцов, обращаясь уже не к Беркуту, а к Отаманчуку. И сразу же оглянулся на Крамарчука. Тот сидел у двери, как раз у него за спиной, и это заставляло Романцова нервничать.