Богдан Сушинский - Живым приказано сражаться (сборник)

Но когда, пораженный его терпением, фельдшер негромко спросил: «Неужто не чувствуешь боли, командир?», – Беркут не сдержался и сквозь зубы прохрипел: «Не трать времени, отец, делай свое дело. К черту сочувствия».

– Во спасение души, старик, – вдруг простонал вместо него Крамарчук, как только фельдшер снова взялся за свое страшное орудие пытки. – Ты же не тушу разделываешь! Под ножом у тебя – живой человек.

– Вот именно: все еще живой, – неопределенно как-то ответил «тушеразделыватель».

Наконец фельдшер извлек пулю, промыл рану и туго забинтовал ногу. Дождавшись конца этой хирургической экзекуции, Николай вздохнул с таким облегчением, словно пулю вынули из его тела. И когда, открыв глаза, Беркут, пересилив боль, подмигнул ему, сержанту показалось, что все тревоги его были напрасными, потому что этот непостижимый человек знает средство, которое помогло бы ему перенести и не такую операцию. Нет, Крамарчук действительно поверил, что лейтенант способен выдержать любую боль, любую пытку. Что его христоголгофское терпение не знает предела.

– Как думаешь, сколько придется отлежать? – спросил Крамарчук фельдшера, от души поблагодарив его за помощь. Теперь он смотрел на бывшего санитара, как на академика от медицины.

– Недели две – не вставая. Потом еще столько же придется похромать на костылях.

– Ну что ж, – пробормотал Андрей, слышавший их разговор. – Похромать так похромать. Если этот чертов фриц попадется мне еще раз, ему будет суждено лежать намного дольше. Кстати, к вашему отряду беглец из пленных не прибивался?

– Было такое. Сегодня ночью. На пост наш вышел. Говорит, что из машины удрал, когда его везли из крепости.

– Удрал он вчера?

– Вчера под вечер.

Беркут вопросительно посмотрел на Крамарчука. Вчера Николай рассказал ему об этом беглеце, но Андрей решил, что он блуждает где-то неподалеку и, предупредив о нем ребят, которые охраняли лагерь, успокоился. А зря, как видно, поспешил успокоиться.

– Как держится этот бывший пленный? – снова спросил он фельдшера.

– Как все, кому удается бежать из плена. Радуется. Говорит, что в крепости их заставляли драться врукопашную с какими-то агентами, которых, видимо, готовят к засылке в партизанские отряды. Ему там здорово досталось. Я сам обрабатывал йодом его лицо. Однако хватит об этом. Сейчас вам нельзя ни волноваться, ни разговаривать.

– Как его зовут?

– Феликс Романцов. Родом вроде бы из-под Курска. Да, о вас вспоминал.

– Обо мне? – насторожился Беркут.

– Как только его привели в лагерь, спросил, где можно увидеть Беркута. Думал, что попал в ваш отряд. Объясняет тем, что слышал о вас в лагере военнопленных, да и в крепости при нем тоже несколько раз упоминали группу Беркута. Он немного знает немецкий и понимал, о чем фашисты говорят между собой.

– Стало быть, он стремился попасть к нам? – подытожил Беркут. – Вот за это сообщение еще раз спасибо.

Как только фельдшер ушел, в землянку сразу же втиснулась половина группы. Увидев, что Беркут внешне совершенно спокоен и ничем не выдает своего состояния, бойцы удивленно переглянулись.

– Мазовецкий, проверь охрану лагеря. И пошли кого-нибудь из ребят в отряд Иванюка. Пусть отправляется туда вместе с фельдшером.

– Да хоть и я мог бы пойти, – сразу же вызвался Федор Готванюк. – Если доверите.

– Хорошо, пойдешь, – согласился Беркут, немного поколебавшись. – Предупреди фельдшера, чтобы задержался и минут через десять зашел ко мне. А вы, ребята, отройте вокруг лагеря еще несколько окопов. На всякий случай.

Нужно подготовиться к круговой обороне. Кажется, «рыцарям» уже не сидится за крепостными стенами, решили подышать лесным воздухом.

А еще через несколько минут, когда все вышли, Беркут, превозмогая боль, наставлял Готванюка:

– Как только придешь, сразу встретишься с командиром. Предупреди его, что Феликс Романцов не должен знать о твоем появлении. И еще: попроси держать этого беглеца подальше от штаба и никуда не отпускать из лагеря. Никаких доказательств у нас пока нет – так Иванюку и скажи, но считаю, что через пару дней мы их получим. И еще… Если этот Феликс Романцов из-под Курска станет проситься в наш отряд, пусть пока не переправляют.

Готванюк вернулся к следующему полудню. Отряд Иванюка перебазировался в глубь урочища, и до него было не менее трех часов пути. Федор вышел на рассвете, и за это время настолько устал, что едва держался на ногах.

– Иванюк не поверил мне, – доложил он Беркуту. – Вообще не поверил.