Татьяна Беспалова - Вяземская Голгофа

– Это Ксеня, что ль? – сухая, перевитая венами рука отдернула занавеску.

– Я, баба Паша. А где Лиза? Она дома?

– Нет. Ушла спозаранок. Ты разве не знаешь? Она устроилась чертежницей на завод имени вашего товарища Молотова.

– Нашего, – культурно поправила старуху Ксения.

– Ваш товарищ Молотов на этом заводе уж все московские колокола переплавил. Теперь чего-то чертят. Чертям чертят, – бормотала бабка. – Ты зайдешь? Я ватрушки пеку.

– Нет. – Ксения уже приняла решение. – Мне надо … у меня тут дело…

– А косы-то зачем обрезала? – скрипела ей в спину старуха. – А кудри-то навила…

Ксения бежала дальше. Слева остался паршивенький сквер с памятником товарищу Молотову посредине. Здесь уже цвели чахлые кусты сирени. Тут три дня назад Тимофей в первый раз её поцеловал. Походя, между делом, но в губы. Товарищ Молотов со своего кирпичного постамента видел её первый поцелуй. Вот и нужный дом. Огромные квадратные окна, три ступеньки, дверь парадного, зеленый глаз Зухры в дверной щели, лестница на второй этаж. Ксения не помнила, как оказалась у двери Наметовых.

Генка пах кожгалантереей и одеколоном. Его коричневая куртка издавала мелодичный скрип при каждом движении. По утреннему времени щеки лейтенанта Наметова были идеально гладкими и пока не кололись.

– Клаву пришла повидать? – он долго держал её в своих объятиях, а она болтала в воздухе ногами, со смехом стараясь мысками туфель нащупать пол. – А Клавы-то и нет!

– Ну и хорошо!

– Значит, можно целовать? – почуяв под собой твердый пол, Ксения наконец смутилась. Да что уж там! Если решила – прыгай головой в омут.

– У меня дело. К тебе.

– Какое? Ой, как вы смущены, девушка! Не тушуйтесь, ваш верный друг и поклонник на всё готов.

Ксения нашарила в кармане записку, протянула её Генке и испугалась пуще прежнего. Сложенный вчетверо тетрадный листок не был запечатан в конверт, не был заклеен. Текст, написанный на нём неровным подчерком Ксении, мог прочитать каждый.

– Передай Тимофею. Пожалуйста. – Ксения сглотнула ком в горле.

Какие же интересные у Геннадия ботинки! Светло-коричневые, с тупыми носами и фигурной строчкой по союзке. Шнурки блестящие, из витого шелка, не иначе. Наверное, устал летчик от военного формы – сапог и галифе, вот и польстился на модную обувь.

– Разве ты не собираешься в полк? – Ксения наконец решилась посмотреть Генке в лицо. Ну да, подбородок и щеки тщательно выбриты, из носа торчат противные волосины, в глазах нехороший задор. Сейчас станет насмехаться.

– Передам. – Генка оказался подозрительно скромным. – Сегодня же и передам. Мы встречаемся после обеда у входа в парк Горького.

– В котором часу?

– Неважно. Я передам.

Генка покорно носил записки и первую неделю, и вторую. Ксения скоро перестала волноваться. Может быть, потому, что все записки, начиная со второй, стала аккуратно запечатывать в конверты? Тимофей небрежно писал ответы на чем придется, с каждым разом тратя на это занятие всё меньше раздумий и слов. В пыльный, ветреный понедельник, когда Москву запорошила тополиная вьюга, Генка решил прочесть записку Тимофея. Решение пришло внезапно. Он присел на скамейку в скверике, возле памятника товарищу Молотову. Голова была совсем пустой. Да и о чем можно думать после получения приказа о досрочном окончании отпуска? Завтра, во вторник, вся их команда должна отправиться к месту дислокации полка, о чем получен соответствующий приказ. Муж Веры уехал неделю назад. Его полк базируется под Гродно. Костя отбыл внезапно, без обычных, принятых в таких случаях, прощальных ритуалов. В тот день, когда уехал Константин Кириленко, Генка понял: скоро и ему придется покинуть Нагорный поселок.

Записка выпала из кармана вместе с пачкой папирос. Генка машинально развернул листок. Посередине сероватой, полупрозрачной четвертинки Тимка написал корявым, рвущим бумагу подчерком одно только слово: «Занят». И ничего более, ни обращения, ни подписи, ни даты. Хорош капитан, так обращаться с девушкой! Генка закурил. Конечно, роль почтальона давно наскучила ему. Но как сказать об этом Ксении? Генка задумался. Он поднес тлеющую папироску к углу листа. Тонкая бумага быстро занялась. Грубый ответ капитана Ильина чернел и корчился в пальцах лейтенанта Наметова. Когда записка тонким пеплом ссыпалась на гравий, Генка вскочил с места. На всё про всё оставалось около полутора суток. Надо спешить жить.

Ресторан «Прага» кишел многолюдством. Возле подъезда толклись таксисты, сновала праздная, вычурно одетая публика. Тимофей явился рано, когда рабочий день в торговых и государственных учреждениях ещё не подошел к концу. Перед тем как отправиться в полк, Генка пожелал устроить прощальный ужин, пошиковать. Тимофей надеялся занять хороший столик, и ему это удалось. Гуттаперчевый официант усадил его за возле окна, недалеко от эстрады, подал меню, изогнулся, угодливо выжидая.