Николай Черкашин - Агентурная кличка – Лунь (сборник)

Одна из таких «лондонджонок» только что снялась со швартовых, хозяин-шкипер запустил подвесной мотор на транце, и длинная узкая гондола скрылась в тоннельном проходе под ближайшим мостом.

– А это моя лодка! Вообще-то, это жилье моего брата, но сейчас он воюет в Африке, а я обитаю тут. Прошу!

Сильва отперла невысокую дверцу в торце надстройки, и Лунь, пригибаясь, вошел вслед за хозяйкой в узенькую каюту, которая служила и гостиной, и кухней одновременно. Тут с трудом могли разместиться четыре человека. На откидном столике теснились электроплитка, кофеварка, соковыжималка, тостер…

Сильва включила кофеварку и провела гостя в корму. За ширмой-гармошкой оказалась узенькая спаленка с двумя койками по бортам.

– Если откинуть эти створки, то кровати объединяются в одно ложе.

Сильва показала, как это делается, да так и оставила.

– И давно вы здесь живете?

– С тех пор как боши разбомбили наш дом на Бейкер-стрит.

– У меня тоже дом разбомбили… В Мемеле. И жена там погибла.

– Сочувствую вам очень… Ой, кофе готов! Давайте поужинаем!

– Только, чур, я готовлю! У вас картошка есть?

– Есть.

– А яйцо найдется? И луковица. Я свое любимое блюдо приготовлю – драники.

Через десять минут Лунь разложил на тарелки поджаристые оладьи из тертого картофеля.

– Эх, жаль сметаны нет!

– Да и без сметаны так вкусно! – восхищалась Сильва. – Вы прекрасный повар!

Смеркалось, и Сильва задернула на оконцах маскировочные шторки, зажгла свечи и разлила по рюмкам виски.

– За ваш корабль! – приподнял свою рюмку Лунь. – За его счастливое плавание!

– Англичане говорят так: сломай дом, построй корабль! – улыбнулась Сильва. – Мой дом уже сломан. И корабль построен. Давайте лучше выпьем за наше знакомство. Оно, конечно, вынужденное и даже служебное. Но мне бы хотелось думать, что мы познакомились сами, случайно – в метро…

– Тогда уж лучше не в метро! – подхватил идею Лунь. – Давайте в Париже, перед войной. На Монмартре…

– Я была в Париже перед войной!

– Тем более! Я вошел в кафе, а вы сидели у столика возле окна. Почти все места были заняты. Гарсон сказал, что если мадмуазель не возражает, то он может посадить меня за ее столик.

– Мадмуазель не возражает…

– И тогда мы сделали по глотку этого напитка!

– И у мадмуазель закружилась голова. И она стала рассказывать свои любимые анекдоты про слугу Бэримора… Интересно, какие анекдоты рассказывают немцы? Мне кажется, у них проблемы с юмором.

Лунь напряг память:

– Ну, например, такой. Звонок в полицию. «Алло, там какой-то мужчина насилует в парке мертвую женщину!» – «Сейчас выезжаем!» Через минуту в трубке снова тот же голос: «Извините, я ошибся. Она – англичанка!»

Сильва вспыхнула:

– Это гнусная геббельсовская клевета на английских женщин!

– Вы готовы ее опровергнуть? – дерзко спросил Лунь.

– Я готова ее опровергнуть, – тихо произнесла Сильва и смело посмотрела в глаза своему гостю.

– Опровергнуть на деле?

– Опровергнуть на деле, – как эхо повторила девушка и покусала слегка пересохшие губы.

Лунь взял ее ладони и приложил к своим щекам. Пальцы Сильвы погладили его по вискам. Он притянул ее к себе, с радостью ощущая, как покорно льнет к нему женское тело. Волосы, упавшие к нему на шею, источали какие-то неведомые ему ароматы Туманного Альбиона. Поцелуй в нежное местечко за ухом, потом легкий присос в шею заставил девушку встать и стянуть свою блузку. Он помог расстегнуть ей черный шелковый бюстгальтер и оторопел при виде налитых, идеально округлых грудей, увенчанных вишневыми ягодками. Это были не девичьи бутоны, это была грудь настоящей женщины, набравшая всю свою соблазнительную спелость. Лунь потянулся к ней губами, но тут истошно завыла сирена воздушной тревоги. Нагло, зло, тяжело гудели моторы немецких бомбардировщиков.

– Никуда не пойдем! – перехватила его тревожный взгляд Сильва. – Остаемся здесь. И назло Гитлеру займемся любовью!

Ох, и славно позлили они Гитлера в эту ночь!

Где-то в районе Падингтонского вокзала грохотали взрывы бомб и заливисто тявкали зенитки. Лунь надежно прикрывал своим телом свою новую подругу и новая подруга, не обращая внимания на воздушный бой, подбрасывала своего партнера с испанской страстью! Вот так, вот так, вот так любят англичанки! И пусть не сочиняют об их бесстрастии гнусные басни! В какофонию войны – свисты и взрывы, вой и трескотню – вплетались жаркие вздохи Сильвы, ее сладкие стоны и восторженные вскрики. Они творили жизнь посреди разбушевавшейся смерти.