Андрей Дышев - Обреченный

– И что же теперь?

– Продолжать работу! Нужна полноценная нагрузка – и физическая, и психическая, и, конечно, упражнения… И снова создавать модели различных ситуаций, чтобы вызвать у него полный спектр эмоций. Глядишь, и зацепим кончик ниточки и потянем, потянем… Сними, пожалуйста, чайник, кипит уже…

Они замолчали. Шелестов, пятясь, отполз за камни, встал и тихо пошел в сторону. Экспериментатор хренов, думал он. Никогда не поймешь, что у него на уме. Они оба разыгрывают передо мной дешевый спектакль про любовь, моделируют ситуации и думают, что я клюну на это фуфло.

– Шура! Шелестов! А-уу!

Шелестов замер в плотной тени огромного валуна, сел под ним и стал тереть лоб. Ну вот, накаркали, башка разболелась, а анальгин остался в рюкзаке. Вокруг него была беспросветная тьма, и потому он не заметил, как внезапно у него потемнело в глазах.

Он сидел и слышал крики в темноте. Мелодично у них получалось, будто пели дуэтом. А днем молчали, как глухонемые. Стас лишь сопел, да исподлобья пялился на Дашу, а она изо всех сил старалась его не замечать, да Шелестову глазки строила. Артисты!

Он не хотел ни слышать их голосов, ни видеть их лиц. Все лживо, фальшиво, все вранье – и не только эта любовь, но и придуманная дружба, и придуманные экстремальные условия, и якобы удачная связка. Все это, оказывается, модель, бутафория. Эти люди никогда не были в настоящих горах с заснеженными пиками, ледопадом и гипоксией, они никогда не ползали под пулями, не рисковали жизнью, не теряли в бою друзей. Так какие тут могут быть эмоции? Одно сплошное разочарование.

Боль не отпускала. Он привык переносить ее спокойно, не морщась, и приступ, обычно, проходил быстро. Главное – отвлечься.

– Саня! Ты где?

В кромешной тьме было уютно. Тьма бывает надежнее стены, надежнее бронежилета и даже друга.

Он засыпал, и снились ему слова, которыми он произносил сам себе, а потом, миновав провал, он услышал шум волн. Потом почувствовал себя. Болела спина, затекли ноги. Он открыл глаза. В бледно-матовом небе пикировали чайки. Напротив, похожий на скалу, стоял Стас. Он напоминал памятник Ришелье.

Было еще, наверное, очень рано, часов пять или шесть. Море сливалось с небом, они сейчас занимали большую часть полотна, которое рисовала природа. Немного места отводилось серым камням. И больше никаких цветов. Для остальных красок еще не пришло время.

– Я искал тебя всю ночь, – сказал Стас. Глаза его, в самом деле, были красные.

– Ну и как, нашел?

– Нет! Не нашел. Я по-прежнему тебя не вижу. Уже вторую неделю…

– А тебе это надо, Стас?

– Это тебе надо, дубина.

Шелестов с трудом встал, растирая затекшие ноги, поднял с камней сырое полотенце. Его знобило, он начал размахивать руками, но от этого стало еще холодней. «Где там мой свитер? Мой теплый мягкий свитер?» – бормотал он, взбираясь по камням к палатке.

Даша, одетая в джинсы и куртку, сидела у входа в палатку. Лицо ее было усталым, даже изможденным. Безразлично посмотрела на Шелестова и снова отвела взгляд на море. Стас быстро упаковался в спальник и стал неподвижен. Шелестов пробормотал "только сон приблизит нас к увольнению в запас", застегнул на себе молнию спального мешка, и тепло укрыло его тело, и голова налилась тяжестью, раздавливая мягкотелый рюкзак, который использовался в качестве подушки.

Стас натянул ласты и сказал, что поплывет к камню, который, словно панцирь гигантской черепахи, торчал из воды метрах в ста от берега. Шелестова он с собой не пригласил.

Сначала аскет плыл на спине, и был отчетливо виден на голубой поверхности бухты, потом надвинул на лицо маску и нырнул. Время от времени показывался кончик его трубки, и исчезала снова, с каждым разом удаляясь все дальше и дальше от берега.

Даша и Шелестов лежали на песке у самой воды. У вас своя игра, у меня – своя, подумал Шелестов и, кинув прощальный взгляд на удаляющуюся трубку, стал выводить пальцем на спине Даши невидимые узоры. Девушка сначала думала, что по ней топчется муха, и, не отрываясь от чтения какого-то обрывка газеты, хлопнула себя ладонью по спине. Наконец, она поймала его палец, заломила его и сказала, что более надоедливой мухи не встречала в своей жизни. Потом она повернулась на спину и закрыла глаза. Муха принялась атаковать возвышенности ее тела. Даша уже не реагировала, притворяясь спящей.

Стас был где-то на половине пути, прошло минут пятнадцать, как он вошел в воду. Значит, еще столько же он будет плыть до камня, столько же ловить крабов и еще полчаса возвращаться обратно… Зачем это я подсчитываю, думал Шелестов. Не все ли мне равно? Он усмехнулся, врать самому себе – занятие веселое. Нет, скорее скучное.