Богдан Сушинский - Жребий вечности

– В той или иной степени – все, от кого хоть что-либо зависит в отношениях между Германией и Италией. До сих пор мне не приходилось обнаруживать открытых врагов нашего союза, ибо они стали бы врагами фюрера. Вы знаете, как мы поступаем…

– Я имею в виду не Италию как государство, а себя лично, – прервал его Муссолини, берясь за бутылку с вином. – Лично меня, господин штурмбаннфюрер. Я – человек, привыкший мыслить трезво. И для меня не секрет, что теперь в Берлине все чаще приходится выбирать между мной и королем, который присвоил себе неограниченную власть в Риме.

– Власть королю дана вместе с его короной, – напомнил Скорцени, заставив бутылку в руках дуче стукнуть горлышком по хрусталю бокала.

– Это не совсем так.

– Именно так, господин Муссолини. Вы должны были помнить об этом, когда покоренный Вечный город лежал у ваших ног. Коль уж вы терпели у себя под боком короля, то должны были терпеть и связанную с его присутствием в Италии концепцию высшей государственной власти.

– На что вы намекаете? – окаменело полнощекое и почему-то не совсем опрятно выбритое лицо дуче. Похоже, сегодня он брился сам, не доверяя ни парикмахеру, ни зеркалу, наощупь, по-холостяцки. – Что я должен был свергнуть короля?

– Почему вы восприняли мои слова как намек? Свергнуть ли, заставить отречься – это уже детали. Но вы должны были знать, что Рим никогда не терпел двоевластия, и никогда не потерпит его. Рим никогда не потерпит двух императоров, дьявол меня расстреляй! – грохнул кулаком по столу Скорцени, заставив дуче буквально опешить от столь свободного поведения гостя. – А вы пытались заставить его смириться с этим. Мог бы пойти на такое двоевластие Гитлер? Никогда! А генерал Франко? Или горячо любимый всеми нами «отец народов» Сталин?

– Я презираю Сталина.

– Тем более.

– Что «тем более»?

– Порой кажется, будто мы зря презираем вождя пролетариев. Нет, чтобы повнимательнее присмотреться к тому, как он создавал свою империю, на какой демагогии возводил свою власть в абсолют и с какой неистребимой жестокостью истребляет всякого, кто попытается хотя бы усомниться в его непогрешимости.

«А ведь столь развязно вести себя со мной, – решил Муссолини, – этот горлорез может лишь в одном случае – получив на это право от самого фюрера». Только эта догадка и спасла Скорцени от его гнева!»

– Италия – это вам, дорогой Скорцени, не Германия и не Россия, – мрачно объяснил дуче, стараясь не встречаться взглядами с обер-диверсантом. – Италия есть Италия, как бы мы ни мудрили по этому поводу. За наше братство по оружию. За последних рыцарей Европы.

Появился все тот же слуга в «мундире Геринга», однако небрежным движением руки Муссолини заставил его попятиться за дверь. Они выпили, закусили и вновь молча выпили. Это было похоже на застолье двух давнишних друзей, случайная размолвка которых мешала им вернуться к тому разговору, ради которого встретились. Оба они полагались теперь только на мудрость вина. Которая должна была снизойти на них вместе с определенной дозой.

– Знаю, что не так давно вы были в гостях у князя Боргезе…

– Я назвал бы это служебной командировкой.

– Вам я могу сказать откровенно: есть информация, что в Берлине полковника Боргезе рассматривают как возможного премьер-министра Северной Италии. То есть моего преемника. Это правда?

Скорцени улыбнулся про себя и посмотрел в иллюминатор. Они проходили мимо крохотного скалистого островка. На полянке, посреди карликовых сосенок, произрастал ствол зенитного орудия, рядом с которым не было ни одной живой души. «Наверняка пьянствуют где-то на материке», – сказал себе Скорцени. Итальянская армия по-прежнему оставалась для него воплощением воинского разгильдяйства.

– Скажем так: в Берлине помнят, что в Северной Италии есть влиятельный политический деятель, который остается преданным рейху и который отличается от многих других итальянских политиков своей решительностью. Такой ответ вас устроит?

– Только потому, что другого, более содержательного, мне не дождаться, – мрачновато произнес дуче. – Если это не тайна, что приводило вас к Боргезе?

– Мы заняты были созданием нового вида оружия. Вы, очевидно, знаете, что я имею в виду.

– Диверсанты-лягушки [71], и камикадзе-торпеды, – презрительно процедил дуче. – От которых никакого проку.

– Все зависит от того, кто, в каких целях и с какой эффективностью их использует.

– Как считаете, я могу надеяться на поддержку или хотя бы лояльность со стороны этого полковника, теперь уже любимчика фюрера?