Олег Таругин - Волкодавы СМЕРШа. Тихая война

Горюнов пожал плечами:

– Не спорю, тут тебе виднее. А вот, кстати, насчет деда – как там его, Добруш? Довольно странная фамилия для этих мест, ну да ладно, разберемся. Честно скажу, сильно он меня заинтересовал, так что расскажи-ка о нем коротко. Интересный персонаж , даже очень, глядишь, пригодится еще. И данные его подробненько запиши, как на новое место прибудем, проверим, не приврал ли, не скрыл ли чего.

Мельком взглянув на наручные часы, капитан раздраженно поморщился:

– Да что ж за беда-то такая? Время так и летит! Давай, Саша, излагай, кратко и по существу. Сначала про него, затем свои наблюдения по поводу диверсантов. Сразу скажу: я про эту группу ни сном ни духом, как снег на голову свалились. А сколько еще подобных по окрестностям бродит?.. Начинай, десять минут на все про все.

– Есть, – коротко кивнул Гулькин. – Добруш Степан Фомич. Одна тыща восемьсот восемьдесят второго года рождения. Ветеран империалистической и Гражданской, до двадцать пятого года – стрелок частей особого назначения, дослужился до младшего командира. С его слов, перед тем как на гражданку по ранению комиссовали, взводом командовал. Большевик со стажем, имеет наградное оружие. Поначалу работал под эдакого простачка из глухой деревушки, разговаривал соответствующим образом, однако сразу потребовал предъявить документы. И только после этого сообщил, что заподозрил прибывших в Еремеевку ополченцев в том, что они не те, за кого себя выдают, из-за чего и послал супругу в район с сообщением…

– Погоди, – остановил рассказ Дмитрий Иванович. – Насчет того, что две войны прошел, – ты подтверждение видел? Или тоже с его слов?

– Ну… – замялся Александр, припоминая. – Сложно сказать. Солдатского «Георгия» видел, разрешение на «наган», партбилет. Остальное именно так, с его слов.

– Понятно, дальше. Про службу в ЧОН дед когда рассказал?

– Уже после того, как диверсанта подстрелил. Тогда же и выражаться стал нормально, безо всяких этих «дык» да «стал быть». Представился по всей форме, про службу доложил. Заодно сообщил, что он этого «Залесского» сразу подозревал, «вашбродием» его назвал. Мол, насмотрелся в свое время на подобных.

– Вот даже как? Интересно, чего ж сразу-то не предупредил? – задумчиво хмыкнул Горюнов. И неожиданно добавил: – А почему он вообще решил вам помочь? Как думаешь?

Поколебавшись несколько мгновений, Сашка отвел взгляд, чуть смущенно сообщив:

– Сказал, что как знал, что сами не справимся. Типа, горячие мы да самоуверенные. Вот и решил помочь.

– Ничего себе самомнение у ветерана! – беззлобно рассмеялся капитан. – Ну, и чего засмущался, будто красна девица? Или я вас перехвалил? Да шучу я, шучу, не напрягайся. Добро, понял я тебя. Потом, как свободное время будет, все подробненько опишешь, проверим. А теперь давай про диверсантов излагай – что необычного заметил, кто такие, как действовали, как оцениваешь боевые навыки – не мне тебя учить, на что особое внимание обращать. Насколько я понял, как минимум несколько из них – бывшие белогвардейцы, так? Вот с этих и начни. Вы их там не перестреляли, часом?

– Никак нет. Командир группы и добровольно сдавшийся – точно из бывших. И возраст соответствует, и разговор, что они между собой вели. Третий, тот, что гранатой угрожал, – не уверен. Молод больно, разве что кадет какой или юнкер – не зря ж тот «господ офицеров» во множественном числе упомянул. Ну, а еще двоих уже не спросишь, положили мы их.

– Так, не части, Саш, по порядку давай. Это кто именно про господ офицеров говорил?

– Виноват. Сейчас расскажу…

Могучая плюха ударной волны впечатала Сашку в снег, щедро отходив по спине комьями выдранной взрывом мерзлой глины. Щеку оцарапала ледяная корочка проломленного наста, однако боли он даже не ощутил. Близко легло, мать-перемать! Глаза запорошило снежной пылью и дымом, ноздри забила тухлятина сгоревшего тротила. Не успел он прийти в себя, как рвануло еще раз: ТУ-Д-ДУМ! Почва мощно вздрогнула, короткой судорогой подкидывая тело; по спине, уже не ощущавшей ударов, снова замолотили комья, по твердости сравнимые с камнями. Беззвучно, словно в старом немом кино, рухнула перебитая у комля сосна, ломая сучья и обрушивая вниз слежавшуюся снеговую шапку. Дышать было нечем; повсюду, во всем мире, внезапно сузившемся до размеров больничной койки, осталась только эта тошнотворная вонь.