Олег Таругин - Волкодавы СМЕРШа. Тихая война

– А если все особо отличившиеся, товарищ командир? Все четверо?

– Значит, всех и вписывай. Всех ПЯТЕРЫХ. – Куратор усмехнулся: – То, что скромный – ценю. Это правильно. Советский человек, особенно боец Красной Армии или сотрудник органов государственной безопасности, обязан быть скромным. Ну и вообще… не за медали воюем, за Родину. Кстати, а гауптмана-то кто расколол? Или тоже все вместе? Гуртом, так сказать?

– Гауптмана Шутце расколол красноармеец Лупан. С первого раза. Инициатива тоже его. Я укажу в рапорте, каким именно образом.

– Ваня?! – похоже, Старик был не на шутку удивлен. – Гм… ну, добро. Хоть и неожиданно, признаться. Ладно, понял тебя. Свободен, ступай к грузовику…

В санчасти Сашка долго не задержался. Знакомый еще по первичной медкомиссии военврач третьего ранга со смешной фамилией Барыга, привычно балагуря, очистил и обработал рану и наложил новую повязку. Чему Гулькин оказался крайне рад, поскольку ковыряние в ране зловеще отблескивающим никелированным зондом особого удовольствия ему не доставило. Завершив мучительную процедуру, врач поставил укол против столбняка и, делано печально разведя руками, сообщил, что резать, к сожалению, ничего не нужно. И поэтому товарищ младший лейтенант может идти выздоравливать самостоятельно, но не нагружая чрезмерно раненую руку. Поскольку боевой сотрудник особотдела – такая штука, на которой все отчего-то заживает как на собаке и даже быстрее. Если, конечно, не забывать вовремя приходить на перевязки, поскольку невыполнение врачебных предписаний будет рассматриваться как саботаж и членовредительство – и никак иначе. А вот хорошенько выспаться, приняв перед этим граммов сто пятьдесят водки, он настоятельно рекомендует, как бы ни смотрело на это непосредственное командование. Ибо стресс можно снимать всего двумя способами, но первый недоступен, а второй – надежнее. Когда до Сашки дошло, что имелось в виду под «первым способом», он позорно покраснел и поспешил покинуть манипуляционный кабинет под негромкое хихиканье эскулапа.

Постояв некоторое время на крыльце и подышав свежим морозным воздухом, напоенным густым сосновым ароматом, Гулькин окончательно пришел в себя. Нужно писать рапорт, Старик зря слов на ветер не бросает. Вот только много писать он, хоть и вырос в семье учительницы, терпеть не мог. Даже банальные школьные сочинения с трудом давались. Эпистолярный жанр, мать его, определенно не для него создан. Словами все передать – без малейших проблем, а вот изложить то же самое на бумаге… ух, полный мрак. И фразы корявые выходят, и нужных слов не подберешь, и вообще… рука устает. А товарищ военврач, между прочим, рекомендовал раненую конечность не нагружать, вот! С другой стороны, приказы на то и существуют, чтобы их выполнять. Так что, увы…

Но судьба в этот день определенно продолжала благоволить к Александру, и писать ему ничего не пришлось. В коридоре учебного здания он столкнулся с куратором, уже успевшим сменить маскхалат и комбинезон на привычную форму без знаков различия. Смерив младшего лейтенанта тяжелым взглядом, Старик бросил: «Чего так долго, аппендикс тебе, что ли, вырезали?» – и кивнул в сторону одной из комнат:

– Заходи, поговорим. А рапорт позже оформишь, сейчас времени нет. Да и рука у тебя раненая, незачем ее лишний раз напрягать. Пока что устно доложишь.

«Разговор» младшего лейтенанта откровенно вымотал. Настолько, что в какой-то момент Сашка даже поймал себя на мысли, что по сравнению с этим недавний допрос пленного гауптмана – сущие цветочки и прочий детский лепет. Присутствующих в комнате – а кроме Старика там находился начальник спецкурсов, незнакомый майор НКВД и армейский подполковник с малиновыми пехотными петлицами – интересовало буквально все. Нет, начался разговор вполне предсказуемо. Расстелив на столе подробную карту Загорского района, Гулькина попросили показать весь их маршрут от дороги до заброшенного хутора. После чего он в мелочах повторил рассказ Шутце, указав точки встречи со второй частью диверсионной группы. Самого гауптмана, как догадывался Александр, сейчас тоже допрашивали, сверяя сказанное на хуторе с тем, что он говорил сейчас. Как и остальных диверсантов и бойцов его группы, которые могли обратить внимание на что-то, ускользнувшее от внимания командира. В принципе, нечему удивляться: важны любые мелочи, ведь на кону, ни много ни мало, судьба немецкого наступления. Все это не заняло больше сорока минут, после чего подполковник, захлопнув блокнот, где он делал какие-то карандашные пометки, забрал карту и вышел из класса, поочередно кивнув присутствующим.