Владимир Мороз - Над облаками

– Да не переживай ты так. Пообижается и успокоится. Ты же ей повода не давал. Баба – глупое существо. Сама что-то придумала, сама обиделась, сама и успокоится.

– Ты как будто знаток в таких делах?

– Уж побольше некоторых буду. – Тимоха прикрыл глаза. – Это ты у нас совсем птенец. А кругом уже настоящие орлы.

– Это ты насчет Анки хвастаешься? – рассмеялся Иван, вспоминая любовные похождения друга к жене одного из аэродромных инженеров Борисполя.

– Не только про нее. Хотя баба была – просто огонь. Если бы нас тогда ее муж не застукал, точно после службы к себе бы забрал.

– Ага, помню, как ты без штанов по улице бежал, а он за тобой с дрыном. Солоп потом еле тебя из гауптвахты вытащил. Инженер сильно обиделся, такую телегу накатал, что расстрелять было мало. Ребята говорят, что комбат на ящик водки твою свободу у коменданта выменял. Сам к инженеру ходил, чтобы тот заяву забрал и за женой получше смотрел. Грозил, что в случае чего заявление напишет о совращении бойца. Ох и скандал же был. Еле замяли. Натворил делов, орел ты наш.

– Было дело, – довольным голосом подметил Тимоха. – Комбат – настоящий мужик, не дал в обиду. Правда, потом полгода ни одного увольнения не было.

– Ты своей голой задницей всю атмосферу в городе перевернул, – вмешался в разговор Полещук Сашка. – Барышень в краску вогнал от созерцания твоего галопа. Хорошо еще, что кальсоны не потерял на ходу.

– Так я их руками держал, – рассмеялся Тимофей, – правда, бежать в таком положении жутко неудобно, как оказалось. Вот поэтому меня инженер едва не догнал. Хорошо, что я успел на проходную заскочить, а его дежурный не пустил. Иначе бы точно несдобровать. Ну и поделом ему, нечего без предупреждения раньше положенного на обед приходить. Вернулся бы на полчаса позже – и всё, никаких проблем. Котлеты и борщ на столе, жена довольная. Так что сам виноват. – Тимоха расплылся в улыбке.

Внезапно самолет качнуло, он стал заваливаться на крыло, уходя вбок и увеличивая скорость. Снаружи раздались негромкие хлопки. Что-то мощное ударило в борт, пробило его насквозь, оставив рваное отверстие аккурат между двумя сидящими десантниками, и вышло с другой стороны самолета.

Выглянув в небольшой иллюминатор, Иван увидел несколько цепочек трассирующих пуль, тянущихся вверх со стороны земли. Бойцы заволновались, зашумели, не понимая, что происходит.

– Тихо! Всем молчать! – громко крикнул Луценко, предотвращая панику. – Сейчас разберемся.

Он направился в кабину к пилотам. Через минуту вышел, с недовольным лицом сел на место.

– Товарищ младший лейтенант, что это было? – взволнованно спросил один из десантников.

– Что-что, Бровары это, мать их, – выругался взводный, – местный узел ПВО. За немцев нас приняли, вот и открыли огонь.

– А как так?

– Да вот так! – дернул головой Луценко. – В этой суматохе их не предупредили, а ночью не видно, наш самолет или немецкий. Всё через задницу!

– Вот ее, родимую, едва не оторвало, – сказал бледный солдат, сидящий рядом с пробитой скамейкой. – Еще десять сантиметров в сторону – и всё, убило бы на хрен.

– Ну не убило же! – Взводный встал в проходе. – Чуть позже лично им спасибо скажешь. А сейчас успокоились, вроде миновали.

Встревоженные бойцы немного пошумели, в красках обсуждая, что сделают с зенитчиками по возвращении (не хватало еще погибнуть от своих же снарядов!), затем успокоились.

Чтобы как-то отвлечься от мыслей об Олеське, Иван стал думать о предстоящем прыжке. Ну и что, успокаивал он себя, пусть и ночной. Он же ничем не отличается от обычного. Всё как днем, только необходимо быть готовым к внезапному касанию с землей. В голову пришли воспоминания о первом прыжке. Несколько дней их готовили, как правильно ставить ноги на приземлении, раз за разом заставляя прыгать с небольшого тренажера, построенного в лагере. Это был невысокий деревянный помост, к которому вела лестница. Нужно было взобраться по ней, подойти к краю и, сжав ноги, спрыгнуть в песок. Упражнение они проделали несколько десятков раз, отбив все пятки. Зато потом всё прошло без происшествий, не так, как в первом батальоне, где было два случая перелома ног. Что касается самого прыжка, то от него в голове остались только страх перед открытой дверью и сильный вой ветра в ушах. Иван никак не мог вспомнить, как дернул кольцо, – видимо, рука сработала автоматически. Затем последовал сильный толчок, и он завис под белым куполом. Вот тогда и испытал ни с чем не сравнимое удовольствие, любуясь окрестностями и чувствуя себя птицей. Правда, следующие несколько прыжков тоже вызывали сильный ужас, особенно когда подходил к открытой двери и далеко внизу видел землю. Ноги тут же становились ватными, потели ладошки. И каждый раз приходилось преодолевать это паническое состояние, заставляя себя сделать решающий шаг. Но стоило куполу открыться, страх моментально пропадал, уступая место радостному восхищению. Наконец наступил такой момент, когда чувство предвкушения удовольствия от прыжка победило.