Владимир Мороз - Над облаками

Десантники молча слушали этот страшный рассказ. Иван заметил, как посуровел Луценко, как сжались кулаки у Тимохи и Сашки.

– Ничего, бабоньки, – взводный внимательно посмотрел на собравшихся у колодца, – отыщем мы ваших обидчиков. Мало им точно не покажется. И за детей отомстим, и за слезы ваши.

– Дай-то бог, – зашумели селяне, – гоните обратно эту нечисть.

Наполнив фляги, бойцы приготовились идти дальше. Луценко посмотрел карту, на которой карандашом был отмечен маршрут движения. Конечно, заманчиво было уйти к Кнышевичам и продолжить поиски фашистов, нагадивших здесь, но в той стороне прочесывали местность другие группы батальона, поэтому он повел своих бойцов в сторону деревни Качай-Болото, что располагалась в трех километрах от Слободки на краю больших топких торфяных болот. Здесь проходили дороги на Протасы с Нивищами и на Ковчицы, по которым, судя по карте, вполне могла проехать машина или броневик, а значит, была вероятность появления немецкой разведки.

Солнце к этому времени поднялось еще выше и нещадно пекло головы идущих по песчаной дороге солдат. Гимнастерки пропитались потом и липли к спине, ноги в сапогах горели огнем, оружие давило на плечо, натирая его в кровь. Дополняли эту картину стаи слепней, которые не отставали и своим жужжанием только накаляли нервы. Подойдя к деревне, десантники понаблюдали за ситуацией в ней, убедившись, что всё спокойно, пересекли по мостику небольшой заболоченный ручей и зашагали по широкой центральной улице.

В Качай-Болоте было тихо и спокойно, в огородах копошились люди, кто-то пас скотину в поле, кто-то нес траву свиньям. Пройдя вглубь деревни, группа остановилась около крепкой деревянной избы, небольшие окошки которой смотрели вымытыми стеклами на пыльную улицу Из дома исходил сладкий душистый запах свежевыпеченного хлеба, такой аппетитный, что начинал кружить голову Левее, в небольшом саду, около ветвистой груши-дички стоял деревянный стол, за которым работал крепкий высокий бородатый мужчина, рубанком стругая кусок дерева. В его ровных движениях было столько увлеченности и спокойной уверенности, что казалось, в эти минуты он не видел и не замечал ничего вокруг, всецело поглощенный волшебством превращения неказистого куска в изящную деталь будущего изделия. Хотелось просто стоять и наблюдать за его работой, получая удовольствие от созерцания процесса, словно смотришь на огонь или бегущую воду.

– Добрый день! – поздоровался Луценко, подойдя поближе и остановившись в тени, падающей от березки, растущей возле забора.

От неожиданности мужчина вздрогнул, поднял голову и удивленно посмотрел на солдат.

Затем, бросив короткий взгляд в сторону дома, словно хотел убедиться, нет ли во дворе домашних, которым могла угрожать опасность от вооруженных людей, подошел к калитке.

– И вам здравствовать!

– Отец, – спросил Луценко, вытирая пот и отгоняя назойливое насекомое, лезущее прямо на шею, – немцы есть в деревне?

– Нет. – Мужчина обвел глазами солдат, всматриваясь в уставшие лица. – Говорят, давеча в Слободке объявлялись. Может, вам туда надо?

– Из нее, родимой, и идем. – Иван подошел поближе к забору и поправил винтовку, которая своим ремнем больно давила через мокрую гимнастерку на появившуюся мозоль. Щипало так, будто кто-то сыпанул горсть соли на открытую рану.

– А вы кто такие? – спросил мужчина, продолжая настороженно рассматривать непрошеных гостей.

– Да не бойся ты, мы свои, советские, – улыбнулся Луценко.

– Давненько здесь вояк не было.

– Теперь, видимо, чаще будут, – парировал взводный, – пока немца не прогоним.

– А чего ж вы его сюда пустили? Граница вон как далеко, – сурово сказал мужчина.

– Отец, можно воды испить? – Отвечать на неприятный вопрос Луценко не хотел, так как, по правде, не знал, что сказать.

Мужчина повернулся в сторону дома.

– Параска! – крикнул он, и через несколько секунд из сеней появилась невысокая молодая женщина, со светлым платком на голове, изящно гармонирующим с ее милым кругловатым лицом.

– Вынеси ведро воды и кружку в сад, – распорядился хозяин, и вскоре десантники по очереди пили холодную чистую воду, утоляя жажду под сенью яблонь и груш, чьи тени навевали приятную прохладу, смешанную с ароматом зреющих фруктов.

Напряженность была снята, дальше говорили спокойно, шутили, улыбались, обменивались новостями. Мужчину, как оказалось, звали Федор Николаевич. Было ему немного за сорок. Трудился в недавно созданном колхозе, но последние дни председатель дал распоряжение на работу не выходить, пока не прояснится обстановка.