Василий Камянский - Звезды не меркнут

Старик тоже поднялся — высокий, белобородый — и, простерши руки, силился шагнуть. Качнулся и упал на руки девушке.

— Ничего, ничего, Оленька, — бормотал он. — Ноги затекли…

Помогая усаживать старика, Кирилл коснулся ледяной руки девушки и с невольным состраданием задержал ее. Девушка глянула в глаза Кирилла огромными, бездонными глазами и ответила слабым благодарным пожатием.

В этот момент вспыхнул трескучим пламенем костер, темнота отодвинулась, и разведчики оцепенели.

За костром, на поваленном дереве, сидела молодая женщина с голым трупиком ребенка на коленях. Черные косы се разметались и почти закрыли малютку.

Увидев людей с оружием, женщина запрокинула голову и завыла моляще и злобно, потом прянула в сторону. Ее усадили, укрыли свалившейся с плеч шалью, стали успокаивать:

— Лизанька, свои это. Наши! Красная Армия… Ну, отдай нам Петеньку, отдохни, горе ты горькое.

Женщина отбивалась, что-то умоляюще бормотала скороговоркой. Неожиданно она затихла, уставилась в огонь безумными глазами и стала укачивать трупик.

По пути из лесу Атласов узнал почти все, что произошло в этот день на разъезде и в окрестности. На это он и рассчитывал, стремясь найти кого-нибудь из местных жителей.

Стрелки действительно были взорваны Мацейко, под вечер уже, когда фашисты густо двинули из Калуги эшелоны с оборудованием и войсками. Команда эсэсовцев сразу же оцепила поселок, повесила двух первых попавших ей в руки железнодорожников и по очереди взорвала дома, клуб, школу. Из людей в живых остались только те, кому удалось бежать в лес. Никто не знал, как сумели гитлеровцы быстро исправить дорогу и пропустить поезда, но зато Атласов получил другие, куда более важные сведения: во-первых, что из Горенского, единственного и крупного населенного пункта между Азаровом и Тихоновой Пустынью, фашисты поспешно ушли еще днем, разрушив дотла это село (старуха в желтом полушубке и пришла оттуда искать пристанища у своей азаровской родни), и, во-вторых, что у Тихоновой Пустыни вчера кем-то взорван большой железнодорожный мост и что, следовательно, все эшелоны, которые прошли сегодня на эту станцию из Калуги, застряли там.

Понимая, как важно скорее передать эти данные командованию, Атласов торопился к своей рации.

Но у самого выхода из поселка, где улицу перемело высоким сугробом, старуха в полушубке, все время споро шагавшая рядом с лейтенантом, вдруг подергала его за халат и попросила, задыхаясь:

— Подожди, сынок! Ноженьки не идут больше. Сил нет! — Она торопливо отстегнула крючок у горла и задышала, округляя рот. — Да и ты пожалел бы свои ножки. Им еще ходить да ходить. Ох, много им еще ходить!.. А Мацейко живой там? — неожиданно осведомилась она у женщин. — Не застрял бы в снегу. Совсем ослаб с такой беды.

— Вы о ком говорите, мамаша? — удивленно спросил Кирилл.

Старуха в свою очередь удивленно посмотрела на лейтенанта, но, сообразив, что тому и впрямь, может быть, невдомек, о ком речь, зашептала, притягивая его к себе:

— Дед же, какому ты отдал в лесу полушубочек свой, он отец Ильи Федорыча, Мацейки-то. А девушка, которая при нем, — внучка евоная, студентка. Дочь, стало быть, Ильи Федорыча, царство ему небесное. Уразумел?

— Так Мацейко жив! — воскликнул Кирилл.

— Жив?!

— Конечно.

Старуха не стала вникать в подробности.

— Оленька! — закричала она, отодвигая ближайших к ней женщин с тропки. — Беги ко мне, ягодка! Отец-то живой! Командир вот сказывает.

Девушка мигом оказалась рядом.

— Жив?.. Папа жив?! — крепко ухватив Кирилла за руку, спрашивала она задыхающимся голосом. — Вы его видели?

Снова ее огромные, с темным блеском, глаза оказались близко от глаз Кирилла, и на миг что-то певучее отозвалось в груди разведчика. Теперь он заметил, что у девушки тонкое лицо и крупный рот.

— Дедушка, папа жив! — не отпуская Кирилла, кричала она старику, спешившему к ним с мальчиком на руках…

— Товарищ лейтенант, «Река» на приеме! — с порога услышал Кирилл голос Мирона и уловил в нем нотки тревоги и нетерпения.

Старшина, не спрашивая ни слова, взял на себя заботу о спасенных.

— Давно?.. — прилаживая наушники, спросил Кирилл.

— Уже двадцать минут. Сам!.. Ругался. — Мирон забрал у лейтенанта автомат, отряхнул с ватника снег.

— «Река», я — «Чайка», — немного отдышавшись, громко сказал Кирилл в микрофон. — Я — «Чайка». Хорошо меня слышите? Прием.