Лотар-Гюнтер Букхайм - Крепость

— Для завтрака? — спрашиваю непонимающе.

— Да, господа требуют свежее молоко, господин лейтенант.

Теперь удивляется даже «кучер». Бартль буквально проглотил язык. Но затем он спасает себя в действии:

— Тогда поспешим! Вчетвером мы это в пять минут сделаем!

…требуют свежее молоко? Я не понимаю… Но, ведь я же все правильно расслышал! Завтрак… это я тоже слышал. Что только должна означать вся эта чепуха?

Ефрейтор уже подогнал машину ближе и открыл кузов, где и в самом деле стоят два бидона молока, и больше ничего.

Бартль исчез в «ковчеге» и, не рассматривая упаковки и бандероли, подает их за собой в дверь. «Кучер» принимает их и передает дальше, маату, а тот протягивает наверх, ефрейтору. Дело спорится! Все идет как по маслу! Тут уж мне стоит только удивляться!

Но меня вновь охватывает странное, гнетущее ощущение нереальности: Автофургон с номером Морфлота посреди дороги в Эльзасе, в качестве молочной повозки!

Направлен ли он лично Богом для нашего спасения? Остается лишь возопить в благодарности: Боже! Веди нас и дальше десницей своею до самого Отечества… или что-то подобное.

Последней Бартль берет курьерскую сумку с переднего сидения и хочет ее также передать.

— Нет, нет, Бартль, — кричу ему, сильно и громко, будто внезапно очнувшись ото сна, — я поставлю ее впереди, под ноги.

Маат-подводник открывает дверь кабины водителя и ставит сумку внутрь.

— Вы сможете забраться, господин лейтенант?

И когда киваю в ответ, он спрашивает еще:

— А откуда Вы, все же действительно сюда прибыли?

— Из La Pallice, Вам же уже сказали. Но раньше из Бреста, — отвечаю раздраженно.

— В Бресте наши парни все еще сражаются, — сообщает маат.

— Какое сегодня число, собственно говоря?

— Двадцатое. В Париже все чертовски плохо…

— Мы как раз оттуда, — произносит вдруг Бартль.

— В самом деле? Однако Вам здорово повезло. Вчера там началось всеобщее восстание. Должно быть настоящая мясорубка была. Я рад тому, что мы уже какое-то время назад сумели выскочить оттуда.

— А что у Вас за подразделение? — интересуется теперь Бартль.

— Командование группой ВМС «Запад».

— Ни фига себе! — присвистывает Бартль.

— Главный штаб в Париже, — дополняет маат.

Слышу слова этого парня как сквозь сон.

Не может такого быть: Командование группой ВМС «Запад»? Это не может быть правдой! Это какая-то мистика! Ведь наше подразделение принадлежит этому командованию! Что этот парень несет?

Saint-Malo пал?

— Батарея 190-миллиметровых пушек на острове — ну, как же он называется? Короче, эта батарея продолжает сражаться на острове Cezembre. Их обер-лейтенант уже несколько раз упоминался в новостях Вермахта. Его фамилия Сеусс…

— Наверняка, у него постоянно горло болит! — влезает Бартль.

Отправляю Бартля и «кучера» на кузов. Ефрейтор тоже уже направился туда. После чего вынужден попросить помощи, чтобы суметь забраться в кабину: Сам я туда не заберусь.

— Как дела, господин лейтенант?

— Пожалуй, все путем! — отвечаю решительно.

Когда маат включает зажигание и машина трогается, во мне бьется одна мысль: СДЕЛАНО! Мы пережили это! Господи, Боже мой! Хвала Тебе и аллилуйя!

Командование группой ВМС «Запад»?

Все подразделение из Парижа имеет здесь теперь резиденцию? В Эльзасе?

Напрягаю мозг: Там шефом был сначала генерал-адмирал Заальвахтер, а потом прибыл адмирал Кранке. А как называется эта мусорная куча? Саверн? Никогда не слышал…

Мой автомат лежит на коленях, и я придерживаю его правой рукой.

Маат одаривает меня коротким боковым взглядом и спрашивает:

— А где Вас ранило, господин лейтенант?

— При авианалете самолета-штурмовика — прямо сразу за Луарой.

— Болит?

— Сносно. У меня были таблетки от боли. К сожалению, закончились.

— Потерпите несколько километров, а затем разживетесь еще, господин лейтенант — я думаю, медики Вам помогут.

Я говорю и при этом слышу сам себя. В голове опять сильное кружение.

Какого черта мы только едем в этой чужой машине по этой долбанной местности? Повсюду лишь плоский ландшафт рифленого железа и один крутой поворот за другим — все повороты дороги идут здесь под острым углом.

В локте опять учащенно стучит пульс. Хочу закусить губу от боли, но у меня вырывается громкий стон. Одновременно кручусь на сидении и сажусь немного выше: Пусть маат думает, что мой стон вызван лишь неудобным положением тела.

Тем не менее, могу ясно ощутить его взгляды уголком глаз, и затем он спрашивает: