Андрей Воронов-Оренбургский - Сталинград.Том шестой. Этот день победы

Но долговязый, похоже, не боялся и самого чёрта. Или только делал вид? Шёл браво, насвистывая, щегольски, с лёгким вывертом хромовых сапог. В руке его небрежно, покачивался офицерский «вальтер». Ствол в отблесках пламени горевших развалин, светился тускло-красным, как неусыпный глаз хорька.

– Да он же пьян…гадёныш! – майор передёрнул затвор ТТ. – Борода густая, да башка пустая. Живым хотят взять сучары. Ишь ты… «Твой время вышел, иван!» – угрюмо усмехнулся Ребяков. – Вр-рёшь, фриц! Такой пулемёт не пройдёт. В России два соловья на одной ветке не поют. Это для меня Отчизна! Здесь родился жил, умру! Но вам, колбасникам грёбаным…это, один хрен, не прочухать.

Он опять вспомнил ответ комбата Танкаева:

– «Нэисправимый романтик», гаварыш? «Книжки», гаварыш, мне писать? Может быть…после войны и напишу мемуары, Андрэй. Как друзэй теряли…Как фрица били…Как шли с боями…Но нэ тепэр! Я, как и ты, майор, ещё и командир. Клятву на вэрность Родине давал, нашей компартии и народу. И клятву эту…мы обязаны сдэржат, брат! Чего бы нам это не стоило…

Голос комбата Танкаева был твёрд, как кремень. И сейчас майор Ребяков был благодарен ему за эти слова, за этот уверенный, твёрдый, как кремень, голос. Он поддерживал его воинской дух, побуждал к бою, выдержке…Он будто чувствовал в эту роковую минуту рядом с собой крепкое плечо отважного горца и, покусывая кончик опалённого уса, столь же твёрдо ответил:

– Так и будет, комбат! Мы уральцы – тоже горцы…Не волнуйся, брат…Обещаю, Абрек…Баркала 2 2 Спасибо (авар.) тебе и прощай. Не поминай лихом…

– Fluchen! Hassen! – слух резанула близкая немецкая ругань.

– Schmutzigen affen!.. Russischen schwine!.. – серую сталь касок, пятнистый камуфляж, кожаные подсумки для магазинов МР40, выставленные вперёд автоматы, свирепые лица эсэсовцев, можно было рассмотреть, как штучный товар на толкуне. 3 3 То же, что и базар, рынок (разг.)

– Halt die kiappe, alpaкa! – молодой офицер резко оборвал солдат. – Leiten! Sie mich! Schnell! Schiebt auf mein commando…Schnell! 4 4 Закрыть рты, идиоты! Вперёд! За мной! Быстро! (нем.)

…Ребяков посмотрел на свой боксёрский матёрый кулак, которым валил с ног быка трёхлетку, угрюмо усмехнулся.

– Где мои пять братов свинцом налитые, смертью пахнут! Я ж вас козлов упёртых по стене размажу. Жопы порвы на свастики!

– Эй, русиван, сдафайся! So ist das leben! Schnell! Feuer!

Автоматы бешено запрыгали в руках штурмовиков, всаживая жёлтое шумное пламя в близкий фасад, заваленный строительным хламом; обкалывая штукатурку, доламывая стёкла, высекая пучки искр из бетона.

Над головой, слева и справа, окружая майора лучистыми блеками, неслись автоматные очереди штурмовиков. Внезапно всё стихло. Немцы

неуверенно, как по минному полю, подошли ближе. Офицер, недоверчиво вслушиваясь в тишину, нервно выкрикнул тот же призыв: «Иван, сдафайся! Бросай оружие!!»

– А на дудке, что в моих штанах, поиграть слабо?! – Ребяков вырвал чеку гранаты. Буркнул под нос: – Эх, раззудись плечо молодецкое! Лови журавля на счастье, ганс!

Первым подорвался долговязый унтерштурмфюрер. Там, где он шёл, рванул клочковатый взрыв, тупой короткий удар. Офицера, будто на батуте, подбросило в воздух и, распахнутая шинель цвета фельдграу, взмахнув широкими полами, накрыла его лежащее, безглавое тело. Следом рухнуло ещё трое эсэсовцев. Они словно споткнулись о красный, дрогнувший на их пути взрыв, оторвавший одному руку, другому стопу, раздробивший третьему голень. Последний скакал на одной ноге, стряхивая с другой свисавшую, как портянка, багровую стопу. Перекошенное адской болью лицо, рвал нечеловеческий крик. Он упал бесформенным изуродованным комом, из которого нелепо торчал обрубок ноги.

Взрыв второй «лимонки» проклокотал вдоль порванной цепи штурмовиков, стачивая-срубая руки и лица, отбрасывая кровяные ошметья в сторону. Штурмовики хватали воздух руками, пятились назад, разбегались с нарастающим воем, падали, под метким расчётливым свинцом танкиста.

…Всё это схватил взглядом отстреливающийся Ребяков, судорожно забивая в рукоятку ТТ новую обойму, не успевая пережить увиденное.

Вдоль дома крадучись пробирались гитлеровцы, уцелевшие в атаке. Быстро переставляли ноги в в укороченных сапогах, стараясь достигнуть подъезда. Майор живо передёрнул затвор, вогнал пулю в ствол. Беря упреждённые, трижды выстрелил в набегавшего. Пули задымились на цоколе, третья нагнала цель, утопила в нём своё раскалённое жало, свалила его в метре от сорванных дверей подъезда. Другие яростно огрызнулись рыжим пламенем автоматов. Пули подняли фонтанчики пыли у шлемофона майора и только. Он поднялся, ринулся прочь, делая крутые петли. Дважды кувыркнулся под очередями в неловком прыжке, тут же вскочил, пробежал ещё десяток другой метров вдоль дома; крыша была сорвана, сквозь горящие балки виднелся угрюмый лик свинцового неба.