Владимир Богомолов - Сочинения в 2 томах. Том 2. Сердца моего боль

— Это не я… Это главный бухгалтер… — растерянно бормотал Зуйков; ему сделалось жарко. — А директор на совещании…

— И еще просите «на высшем уровне»! — презрительно, впрочем без злости, передразнил Иван Семенович. — Да вам ветку надо было заказывать! Понимаете, ветку! — с возмущением воскликнул он. — Которую на ноги в гроб кладут!.. А теперь что же с венком прикажете — потрошить?!. Позор!.. Это неуважение к умершему, понимаете, кощунство!

— У меня есть свои… личные… но если надо, — не выдержал Зуйков, торкая руку во внутренний карман пиджака, и, вытащив одиннадцать рублей, положил их на стол рядом с пятьюдесятью издательскими.

И, живо представив себе неизбежное объяснение с женой, вдруг с внезапной надеждой подумал, что, может, директор магазина откажется, в то же время по инерции машинально говоря:

— Вот… возьмите…

— Рубль вы себе на такси оставьте, — строго, однако спокойнее, мягче сказал Иван Семенович, забирая и десять пятирублевок, и зуйковский червонец. — Вы же венок не на себе потащите?.. Анна Петровна! — в голос позвал он, пересчитывая деньги.

Невысокая, в выцветшем синем халате женщина, пожилая и бледная, появилась в дверях.

— Анна Петровна, тут у товарищей неувязка с заказом… — вроде бы оправдываясь, сказал ей Иван Семенович. — Придется облегчить… На десять рублей…

— Химичат, химичат — сами не знают, чего хотят! — проворчала Анна Петровна, вперевалку подходя к венку, и, став сбоку, наготове обернула к директору недовольное усталое лицо. — Ну…

Иван Семенович, положив перед собой счеты, откинулся на спинку кресла и, сощуря глаз, как бы прицеливаясь, оглядел венок.

— Значит, так… роза номер три… хэбэ, с бутоном… четыре штуки по тридцать три копейки… Верхние! — распорядился он и защелкал костяшками. — Один рубль тридцать две… Еще четыре… пониже… поролоновые, красные, по восемьдесят копеек…

Между тем Анна Петровна споро вытаскивала розы — хлопчатобумажные и поролоновые — и откладывала рядом на стул.

— Гладиолус, одна штука… рубль восемьдесят пять копеек... Нижний! — перебрасывая костяшки продолжал директор. — Итого: шесть рублей тридцать семь… Теперь яблоневый цвет… хэбэ… Две ветки по двадцать семь...

Когда венок был «облегчен» до шестидесяти рублей, Анна Петровна все с тем же недовольно-сердитым лицом сразу ушла. Иван Семенович окинул ее работу пытливым взглядом, подойдя, поправил в нескольких местах цветы, отступив назад, посмотрел и с удовлетворением, убежденно сказал:

— Чин чином… Комар носа не подточит…

Через несколько минут Зуйков с чувством некоторого успокоения, что все так уладилось, и стараясь не думать о своем утраченном червонце, предстоящем объяснении и необходимости сегодня же занять деньги, вез злополучный венок в такси, придерживая его рукой, и вежливо поторапливал шофера, хотя до начала панихиды оставалось еще более получаса.

Как только машина остановилась у старинного с колоннами здания, из массивных дверей выскочил заведующий редакцией — без пальто и без шапки, — сбежал по ступенькам, с помощью Зуйкова осторожно вынул венок и оглядел его.

— Вполне! — одобрил он. — И как раз вовремя.

В величественном вестибюле, облицованном мрамором, царила особая похоронная атмосфера, отличная от происходящего вне этого помещения, от столичного шума и оживления.

Двое мужчин в черном, молчаливые, с горестно-суровыми лицами и траурными нарукавными повязками, дежурили у самых дверей; дальше по обеим сторонам, вдоль гардеробных прилавков, теснились небольшими группами десятки людей, медленно разрозненно продвигались, тихонько невесело здоровались и чуть ли не шепотом переговаривались. Некоторые раздевались, другие, сняв шапки, проходили прямо в пальто или шубе. Откуда-то сверху приглушенно доносились печальные звуки скрипки; каждым, кто вступал сюда, сразу же овладевало чувство скорби и непоправимости произошедшего.

Директор издательства и главный редактор в темных строгих костюмах, вполголоса разговаривая, ожидали в стороне под золоченым многорожковым бра, затянутым черной кисеей.

Оглядывая поднесенный венок, они расправили ленту с надписью, причем директор, поморщась, покачал головой, и, заметив его недовольство, Зуйков уже собирался пояснить, что венок-то «облегченный» и стоит не семьдесят рублей, а меньше, когда тот огорченно и с оттенком раздражения сказал:

— Ну неужели трудно было добавить «дорогому»? Или — «незабвенному»? Как у других!