Антон Мальцев - Стрела времени

Кричащую негодованием речь проводница убедительно сопроводила живой мимикой и жестикуляцией. Ее полные щеки плясали, руки по-дирижерски точно вывели в воздухе образ держиморды, начальника ресторана. Женщина не сомневалась, для пассажира это была наиважнейшая информация.

Она поставила стакан в железной подстаканнике на стол и повернулась к Алексею.

– Я бы спросила для вас. Но он же откажет. Скажет, пусть сам придет – виновато сказала проводница.

– Бросьте, – ответил Мамин. – Так, а сколько я должен? – по привычке хлопнул он по карманам.

– Вы что? – глаза проводницы взлетели вверх. – Ничего не надо. Я же знаю, куда вы едете.

Она наклонилась к Алексею, обдав его запахом приятного одеколона, при этом униформа там, где положено упруго натянулась под тяжестью двух окружностей.

– Я знаю, что скоро война будет, – заговорщически прошептала она.

Потом проводница выпрямилась.

– Доставайте проездные документы. Я вернусь и отметку сделаю.

С этими словами проводница развернулась и вышла из купе, качая бедрами. Мамин очумело смотрел ей вслед. Мысли задать ей вопрос, где этот чертов билет не возникло.

Сюрреализм.

Алексей потянулся к гимнастерке. На ощупь материал был новый, защитного цвета, довольно плотный. Расстегнул левый нагрудный карман. Билета там не оказалось. Зато оказалось удостоверение личности начальствующего состава РККА серого цвета, в левом верхнем углу – красная звезда. По размерам документ походил на удостоверение сотрудника МВД. Открыл. Так, ага! Мамин Алексей Степанович (надо же совпадает), состоит на военной службе в (пустое место) стрелковом полку. Подпись: начальник штаба (неразборчиво) СП майор… Фамилия, написанная от руки, тушью синего цвета, была неразборчива. Фотографии в удостоверении не было. Алексей перевернул страничку. Родился двадцать девятого июля одна тысяча девятьсот одиннадцатого года. В графе «какой местности уроженец» указано Нижегородская губерния уездный город Арзамас. Холост. Состоящее на руках и разрешенное к ношению холодное и огнестрельное оружие, а также почетное революционное оружие – револвер 7.62 мм (написано было без мягкого знака), № СА-274, система НАГАН, выдано второго июня тысяча девятьсот сорок первого года. На следующем развороте (он же последний) шла подпись владельца удостоверения и дата выдачи двадцатое марта тысяча девятьсот сорок первого года. Дальше правила, действующие в отношении удостоверения личности лиц начсостава. Их Мамин читать не стал.

Вложив обратно удостоверение, с натугой продавил металлическую пуговицу и открыл второй нагрудный карман, там оказался свернутый вчетверо лист, на котором отпечатано «Проходное свидетельство № 15» и ниже заполнено: «предъявитель сего капитан (пусто) СП Мамин Алексей Степанович, 1901 года рождения, на основании приказа от десятого июня сего года направлен в ЗапОВО Брестский военный гарнизон, к месту назначения обязан прибыть не позднее двадцатого июня тысяча девятьсот сорок первого года, выданы на руки документы: 1. Удостоверение личности начсостава РККА; 2. Аттестаты: продовольственный № 31/пс2298, вещевой № 12/11002, денежный № 11007; требование на проезд по жел. дор. до ст. Брест за № 4-715749. Дальше – должность и подпись какого-то начальника.

Кроме того, в кармане нашлось предписание от главного управления кадров народного комиссариата обороны СССР, продовольственный, вещевой и денежный аттестаты, а также требование, в котором указан маршрут г. Ленинград – г. Брест.

Алексей подал требование проводнице, когда та вернулась. Взглянул на нее и вдруг ощутил чувство неловкости за свой расхристанный вид. Он держал в руках настоящие документы капитана Красной Армии. Это не было шуткой, не было реконструкцией и игрой. Ему стало жизненно необходимым соответствовать если не содержанием, то внешним видом. А он сидит в галифе и нательном белье, босой. Мамину стало стыдно.

Проводница ушла.

Мысли хаотично забегали, пытаясь вернуть здравомыслие. Так прошло некоторое время, здравомыслие не возвращалось.

***

Рассветало. Поезд нес Мамина по белорусской земле. За окном купе убегали ромашковые поля, изрезанные тележными колеями, словно морщинами на стареющем лице; на мгновение мелькнув, исчезали болота и запруды с покойной гладью, в которой, как в зеркале, отражались голубое небо и облака; скученные и разрозненные деревья, чуть подгибаясь под невидимой силой, кланялись вслед уходящему поезду, а длинные лапти берез, позванивая многочисленными листьями, посылали привет, будто любимая платком у ворот. Где-то на желто-белых песчаных отмелях рек и озер сонно дремали остовы деревянных лОдей, выброшенных на время умелыми рыбацкими руками; кормой они покачивались на водной ряби, а носом неподвижно уткнулись в мшистый песочный берег. Картинки сменялись в окне кадрами диафильма. Недостижимый прошлый век, растиражированный многочисленными военными фильмами, крепко осевший образами героев и бессмертными подвигами теперь был повсюду. Снаружи, растворенный в воздухе и внутри, проникающий с дыханием. Мамин расправил плечи, втянул побольше воздуха. Каково это, оказаться в другом времени? Он весь ушел в ощущения, пытаясь уловить что-то неуловимое; что-то основательное, что сделало бы все понятным и придало уверенности.